Игорь Дубов - Современная советская фантастика [Сборник]

Нахохлившись, он сидел у Земского приказа, прямо посередине немыслимого хаоса торговой площади, и внимательно разглядывал не замечающих его людей. В пестром мельтешащем месиве кипели страсти, сливались в одно большое лоскутное одеяло опашни и кафтаны, топтали друг друга сапоги и лапти и водили свой замысловатый хоровод подозрительные мужики с синюшными лицами. Здесь пили пиво, били в бубен, спорили и ссорились, торговали, и плясали, и, крича, бежали вместе со всеми за облезлым медведем на цепи. Но покрывая крик и смех, висело в воздухе быстро созревающее недовольство, и не прорвавшееся еще озлобление ходило сегодня, как и многие предыдущие дни, по рядам.

Надвигался кризис. Так же работали кожевники, ткали хамовники, лепили горшечники и били по наковальням кузнецы. Но обогнавшие время медные деньги свалили устоявшиеся цены, и начисто выкашивал целые слободы вышедший из-под контроля маховик инфляции. Чтобы не оскудела казна, подати продолжали собирать серебром, и ропот, прежде таившийся в подворотнях, выплеснулся, несмотря на засилье шишей, на улицы и, набирая силу, гремел теперь на площадях и перекрестках, врываясь в церкви, раскачивая приказы, оседая на кружечных дворах. Завтра набухший нарыв должен был болезненно лопнуть, залив кровью поля под Коломенским и мрачные подземелья Николо-Угрешского монастыря. Только в сегодняшней толпе этого пока еще никто не знал.

Теснящиеся возле приказа посадские и пришлые из ближайших деревень совсем было отдавили ему ноги, когда наконец в Воскресенских воротах появился Сивый. Сначала Свирь видел его только через Малыша, но спустя несколько минут глаза остановились на знакомой фигуре, и надо было, наверное, вскочить, засуетиться и, бездарно размахивая руками, побежать навстречу, а он продолжал сидеть, словно боялся расплескать прекрасное ощущение налитого уверенной силой тела.

Он чувствовал, что сегодня у него все получится. Сивый приближался, умело разрезая негустую вдоль рва толпу. И когда тихий голос внутри отчетливо сказал: «Пошел!» — Свирь, побледнев от волнения, стиснул зубы и мгновенным скупым рывком сорвавшейся с курка боевой пружины решительно бросился вперед.

И не успел сделать даже двух шагов. Небо над зубчатой стеной вдруг дернулось вверх, земля бросилась в лицо, и Свирь со всего маху больно треснулся зубами о вытоптанный тысячами ног грунт. Он тут же вскочил, еще не понимая, что произошло, машинально обернулся, и выхваченное им из десятка одинаковых лиц оскалившееся, беззубое, беззвучно смеющееся мурло какого-то сумасшедшего нищего сказало ему все. Даже раньше, чем он услышал голос Малыша:

— Подножка. Это была просто подножка, Свирь. Беги!

Тогда он еще попытался догнать Сивого, кинулся за ним, пробежал с десяток метров и, налетев на кого-то, остановился: Сивый за это время уже дошел до Спасского крестца. Задержать его на пути к Константиновским воротам Свирь не успевал.

Это был крах! Третье, и последнее поражение. Несправедливая пуля за два шага до победы. Через полчаса все будет кончено — Сивый исчезнет. И если это все-таки Летучие, то Свирь их упустил. Он их упустил. Это было чудовищно! Даже помыслить об этом казалось кощунством. Правда, он еще может замкнуть петлю и начать все с начала. Если, конечно, впишется в поворот и останется цел.

На какую-то секунду все вокруг помутнело, подернулось серой пеленой отчаяния, но Малыш поддержал, не дал надломиться.

— Беги в Угол! — распорядился он. — Надо посмотреть, чем это кончится. Еще не вечер. Держись!

Стараясь не упустить ничего из того, что делалось на Васильевской площади у ворот, задыхаясь от волнения и горечи, Свирь торопливо шагал, почти бежал по Варварке, а перед глазами все кружилось, дробилось на мелкие кусочки, волнисто искажалось предательской влагой, и даже картинка с Сивым, спроецированная в мозг, выглядела туманно и расплывчато.

Он едва успел добраться до церкви, как в толпе у ворот началось брожение, а затем все пошло разворачиваться согласно записи, и через пять минут в тупик влетел взмыленный Сивый, за которым метрах в ста, крича «Держи вора!», неслись стрельцы.

Все было кончено. Обогнув церковь, Сивый с нечеловеческой силой рванул дверь, сорвав хлипкий замок. Дверь пропела, скрипя петлями, и так же, как вчера, захлопнулась, навсегда отсекая Сивого, выбрасывая его в иное бытие.

И ничего не изменилось вокруг, словно ничего не произошло. Все так же было тепло и солнечно, и так же лучисто сияли подвешенные к далекому небу маковки и купола, и ветер нес по верхушкам деревьев вороний грай, и кузнечики перезванивались в не тронутой лопатой траве, а Свирь лежал, впившись в жесткую, окаменевшую землю, и обреченно смотрел, как на его глазах с тихим стоном умирает надежда.

Вломившиеся в церковь стрельцы уже вышли, нахлобучивая на ходу шапки, и теперь разочарованно пылили обратно, и настали его время и его очередь, а он продолжал лежать, безуспешно пытаясь стряхнуть похожую на наркоз апатию, так не вовремя придавившую к земле его тело.

Наконец он встал, глубоко вздохнул и, с трудом разминая одеревеневшие от невыразимого напряжения мышцы, прихрамывая, пошел внутрь. Оглушенный пережитым, он думал о том, что сегодня же ночью, как только угомонится княжеская челядь, он заставит Малыша произвести все Необходимые расчеты и отправится обратно, к началу пути, соленым потом, а может быть, и кровью смывая все недомыслие и всю самонадеянность, приведшие его сегодня в эту пустую, гулко ахающую церковь.

Он осмотрел притвор и придел, слазил на колокольню и теперь продолжал бессмысленно кружить под высокими сводами, потерянно вслушиваясь в отдающееся где-то в вышине шарканье своих шагов. Собственно, он и сам уже толком не знал, что он продолжает здесь искать. Может быть, аппаратуру, позволившую Сивому раствориться в воздухе, а может быть, самого Сивого, спрятавшегося где-то в занавеси, отделяющей алтарь, — сказать трудно. Но, поймав себя на том, что он в третий или даже в четвертый раз осматривает уже проверенные им закоулки, Свирь понял, что пора уходить. И даже не потому, что в любую минуту сюда могли явиться хозяева. Этого он не боялся. Благодаря поставленным позавчера камерам Малыш теперь успел бы его предупредить. Дело было в другом. Искать здесь было больше нечего.

— Ну, — спросил Свирь, — что скажешь?

— Право, не знаю, — отозвался Малыш задумчиво. — А что, если посмотреть поближе вон на тот половичок — у сосудохранилища?

Свирь растерянно огляделся. Почти у самой недавно выбеленной, но уже отсыревшей южной стены лежал смятый, небрежно отброшенный к этой стене половик. Ничего особенного в этом половике вроде не было. И прятаться под ним никто не мог.