Алексей Бессонов - Памятью крови

На дощатом полу, робко моргая от бьющего в глаза света, сидел старый, облезлый, как древний плюшевый диван, лев в широком кожаном ошейнике. Бернар встал вплотную к прутьям и поймал вдруг взгляд зверя. В этот миг он понял, что у льва отчаянно колотится сердце; он хотел что-то сказать ему, даже приоткрыл немного рот, но не решился, так и замер с чуть высунутым языком.

– Как его зовут? – отрывисто спросил Бернар, не оборачиваясь.

– Гийом, мсье, – с готовностью ответил Шони.

– Очень хорошо. Анна, – Бернар повернулся к секретарше, стоявшей у двери, зажимая нос надушенным платочком, – распорядитесь насчет купчей. И сегодня же закажите приличный вольер.

– Купчей? – растерялся хозяин цирка.

– Ну да, купчей. Я забираю его. Или вы не хотите его продавать?

…Видел он уже плохо, но зрение почти не потребовалось. В тот миг, когда в глаза Гийома ударил свет, заставивший его очнуться от дремы, он понял, что нашел то, что искал столько лет. Высокий человек, стоящий перед клеткой, имел внутри себя нечто, объединявшее его с друзьями почти забытого уже львенка Джимми – Лоттой и Карлом. Гийом не знал, что именно, да, собственно, подобное знание и не несло в себе какого-либо смысла. Он чувствовал, и этого было достаточно.

Его сердце заколотилось, как после долгой погони. Гийом вдруг испугался, что умрет прямо здесь: ему надо было многое рассказать этому человеку, но он не знал, как…

На следующий же день он оказался в грузовике, и его долго куда-то везли.

Гийом прожил еще достаточно долго. Ему было хорошо: часто, погружаясь в старческую дрему, он ощущал себя юным львом Джимми, окруженным прежде незнакомой человеческой любовью. Хозяин, Бернар, часто приезжал на старую нормандскую ферму, чтобы посидеть с рюмочкой рядом со львом, которого по такому случаю приводили из чистого просторного вольера в дом, пахнущий теплом множества поколений. Он, проживший внутри себя десятки чужих жизней, жизней своих предков, ощущал это тепло, и оно несло ему умиротворение.

В один из вечеров Гийом понял, что жизнь подошла к концу. Старый лев уснул – и вновь ощутил себя посреди саванны. Он опять, как когда-то, стал Джимми; но не тем львенком, которого подобрал бур по имени Карл, а взрослым зверем, давно уже живущим собственной жизнью.

Что-то беспокоило его, и это беспокойство, свербящее затылок, с каждым шагом становилось все сильнее. Не понимая, зачем он это делает, лев бросился вперед. Взлетев на невысокий холм с плоской, будто срезанной вершиной, он словно окаменел. Прямо на его глазах творилось нечто невозможное, необъяснимое.

Но еще раньше его ноздри поймали легкий горячий ветер, принесший с собой запах – чужеродный настолько, что бока Джимми нервно вздулись и опали в растерянности. А потом он увидел Карла. В том, что это именно Карл, а не другой белый, не могло быть ни малейших сомнений: Джимми мог узнать его хоть днем, хоть ночью. Но что-то было здесь не так… Две блестящие фигурки, внешне похожие на человеческие, но на самом деле абсолютно чуждые этому миру, стояли в двух прыжках от замершего, нелепо скорчившегося Карла, издающего странные всхлипывающие звуки. Неожиданно Карл повернул голову. Их глаза встретились, и отчаянная немая мука, сверкнувшая в подсознании Джимми, заставила его, не раздумывая, броситься вниз с холма.

При виде несущегося на них льва, серебристые фигурки нелепо задергались из стороны в сторону. Вскрикнув, Карл распрямился и тут же попятился: чужаки потеряли свою власть над ним, он вновь обрел способность двигаться.

Джимми взревел. Ему оставалось два прыжка. Теперь – один!

Что-то ударило его по глазам, и он с изумлением понял, что серебристые исчезли в плеснувшем с неба алом луче – пропали, словно их никогда и не было.

Судорожно крестясь, Карл упал на колени. Джимми, все еще смущенный исчезновением серебристых, осторожно подошел к нему и басовито муркнул. Не поднимаясь с колен, Карл обнял его правой рукой, зарывшись лицом в спутанную гриву. Лев улегся рядом с ним и прикрыл глаза. Живые золотые искорки, лишившись хозяев, медленно таяли вокруг человека и лежащего рядом с ним льва.

Человек и лев разошлись в разные стороны: одного из них ждали с донесением в отряде, все еще продолжающем сражаться в проигранной войне, второму же пришла пора собирать собственный прайд. А через три дня Карлу приснилась совсем другая война: та, о которой он лишь читал. Он видел оранжевое знамя, бьющееся на сером зимнем ветру, короткие ослепительные вспышки испанских аркебуз, ощущал тяжесть абордажной сабли в своей руке, и – вот странно бесцветное небо повернулось над ним, и лишь всполох знамени на миг отсрочил наступление тьмы. Карл с детства знал слово «гёз», но для него все было проиграно, он не хотел помнить о виденном ночью: в пять утра лагерь окружил британский карательный отряд, и грудь охотника оказалась разрезана очередью «Максима».

Парой лет позже мистер Руфус Хаксли, известный поставщик зверей в зоосады и цирки всего мира, привез в Англию маленького ушастого львенка. Всем потомкам этого малыша предстояло странствовать по Европе в ярких фургонах бродячих цирков, но об этом еще никто даже не догадывался…

…Гийом вздохнул и попытался встать. Задние лапы почему-то не хотели держать его, и тогда он пополз, загребая под себя ковер передними.

– Что ты? – вскинулся Брезе. – Тебе плохо?

Лев подполз к Бернару, устало опустил тяжелую голову у его ног и едва слышно мяукнул. Потом его сердце ударило в последний раз, и Гийом навсегда вернулся в залитую белым солнцем саванну.

Санкт-Петербург, 14-15 июля 2006 г.