Владимир Голубев - 1894 Часть 3 Глава 1-8

Представители банковских домов, посетившие Ярроу в промежутке между его переговорами с Клячкиным, настоятельно рекомендовали Альфреду Фернандесу оттянуть платежи за акции на пять-семь дней. Они рассчитывали, что первые же неплатежи позволят наложить арест на ценные бумаги Бузова и его "финансовая афера" рухнет.

Клячкин, ожесточенно отстававший накануне сроки оплат, внезапно согласился с Ярроу. Соглашение было подписано тотчас, но спустя час после отъезда Клячкина к Ярроу примчались вчерашние банкиры с новыми требованиями. Оказалось, Бузов нашел каким-то чудом нужные ему средства для оплаты платежей по кредитам.

Финансовая война сделала еще один виток. Обе стороны теряли гигантские суммы, но если Бузов терял большую часть прибыли, сделанную из воздуха, из финансовой пирамиды, то банкиры, оставаясь при своих деньгах, теряли реальные акции. Именно поэтому Клячкин не удивился визиту на следующий день своего старого знакомого, того самого, что передавал через него предложение Гусеву, Ершову и Вилкоксу от британских банкиров. Посланник выглядел рядовым клерком небольшой компании, лишь ухоженные руки и дорогие туфли персонального изготовления выдавали уровень его богатства.

- После покушения на Гусева, санкционированного форин-офисом, я не ожидал вас больше увидеть, господин Коганович, - сказал по-русски Клячкин, не здороваясь с гостем.

- Вам, Сергей Борисович, прекрасно известно, это была чудовищная ошибка. Наше предложение до сих пор в силе. Мы не допускаем начала интервенции в Занзибар, хотя ни от Гусева, ни от Ершова до сих пор не получили окончательного согласия покинуть Гавайи навсегда.

- Вам известно, что Гусев остался калекой?

- Это трагическая случайность.

- А убийство баронессы Бузовой? - жестко спросил Клячкин.

- Она ввязалась в мужскую игру, где жестокие правила со смертельным риском. Не следовало переступать, отведенные ей, границы, - сухо произнес гость, - Впрочем, Сережа, наши с тобой дела касались лишь Гусева, Ершова и Вилкокса.

- Должен отметить, Изя, - обиделся на фамильярность гостя Сергей, - ты нарушил условия договора и подставил меня. Из-за тебя я потерял своё лицо.

- Стоит ли нам, Сережа, ссориться из-за трех дикарей, двух русских и одного гавайского? - презрительно скривился гость.

- Нам нет смысла ссориться, - лицемерно согласился Клячкин, - Неделю назад в гавайском посольстве в Вашингтоне королева Виктория получила послание для господина Бузова. Уполномочен ли ты, Изя, обсуждать его условия?

- В разумных пределах, Сережа, в разумных пределах. Кстати, я сам хотел затронуть этот вопрос, - скупо улыбнулся Коганович.

- Обе стороны уже потеряли двести миллионов прибыли. Бузов согласен прекратить войну и справедливо поделить остатки возможной добычи, - беззастенчиво солгал Клячкин.

- Что является справедливым разделом прибыли изложено в предложении Бузову. Но для начала, раз уж ты принципиально согласен, Сережа, я хотел бы получить твой экземпляр контракта с мистером Ярроу, - Коганович протянул руку, и его взгляд стал ледяным.

- А сам Ярроу? Он отдал вам свой экземпляр? - холодно спросил Сергей.

- Отдаст!!! Я покажу ему твой экземпляр, и он отдаст!

- Я не могу тебе, Изя, доверять на слово. Ты меня уже подвел однажды. Я вынужден тебе отказать! - твердо сказал Клячкин.

- Совсем уважение к старшим потерял? Полукровка! - не сдержавшись, прошипел Коганович.

Сергей промолчал, боясь окончательно испортить отношения.

* * *

Каганович ушел, но своих филеров, понатыканных на каждом углу, с собой не забрал. Среди них Клячкин дважды узнавал знакомые лица боевиков-анархистов, и возможность штурма квартиры представлялась Сереже вполне реальной. То, что революционеры по указке Когановича перебросили своих боевиков из Лондона в Глазго, предрекало скорее ликвидацию Клячкина, чем полицейскую провокацию. Сережа собрал свою охрану и отдал приказ об уходе. Проживание в небогатом районе, поблизости от порта давало свои преимущества. Клячкин и оба охранника переоделись в рыбацкую одежду, добавили немного грима, прилепили усы и бороды, нахлобучили огромные шляпы и полезли на чердак, соединявший дюжину подъездов в длинном, как кишка, доме. Квартира в последнем подъезде тоже была снята Клячкиным. Он специально выбирал дом, где сдаются две квартиры в разных его концах.

Выходя на улицу, Сережа услышал негромкий хлопок и, последовавшие за ним, крики боли. Клячкин обрадовался в надежде, что штурм квартиры отвлечет внимание боевиков и филеров от их маленькой группы. Однако, свернув за угол, они буквально столкнулись с филером, который их явно узнал. Шпик попытался закричать, но ближайший к нему охранник Клячкина профессиональным ударом сломал ему гортань и аккуратно усадил на мостовую, прислонив к стене дома. Прохожие, молча, наблюдали за происшествием, не поднимая скандала, видимо, с моряками здесь опасались связываться. Лишь пожилая женщина необъятных размеров, стоящая в дверях дома на другой стороне улицы, завизжала удивительно высоким и тонким голоском. Клячкин бросился бежать по заранее разработанному маршруту. Сходу перескочив через невысокий кирпичный забор полутора метров в высоту, Сергей бросился бежать через крошечный дворик вместе со старшим из охранников, младший пригнулся за стеной, приготовив пару гранат для броска.

Охранник, имеющий полную пренебрежения партийную кличку "Непоседа", меж тем, был крайне осторожен. Шпики подбегали слишком медленно, останавливаясь у каждого укрытия, словно ждали кого-то. Наконец, их догнали двое полицейских, операция приобрела официальный характер, и, сидевший в засаде Непоседа, нанятый Клячкиным в полукриминальных-полуреволюционных кругах, на несколько секунд задумался о дезертирстве, затем решительно дернул за терку гранаты, перебросил её через стену, и повторил процедуру со второй гранатой. До полицейских оставалось добрых двадцать метров, а убойная сила гранат была минимальна. Это были обычные толовые шашки обвязанные гвоздями "сотка" и скрепленные двумя кусками проволоки. Непоседа добежал до середины дворика, когда за спиной захлопали гранаты, затем раздались яростные крики, сплошь состоящие из обсценной лексики. Охранник насторожил растяжку, подготовленную заранее, закрепил очередную гранату на стволе низенькой акации и расстроился чуть не до слез. Он имел на своей совести три загубленных души, но страстно любил садовые растения. Непоседа погладил деревце и попросил у него прощения, затем резко ускорился, что не помешало ему замереть на секунду перед тем, как выскочить на улицу.

Одинокий кэб, ожидавший здесь своих нанимателей последние три дня, уже тронулся с места, Непоседе пришлось его догонять. Когда он забрался вовнутрь, сзади послышался взрыв гранаты.