Владислав Жеребьёв - Исходный код [litres]

– Он поправится, доктор? – Голос дрогнул…

Светка, верная моя Светка, ты даже сейчас со мной.

Какой же я был дурак, что пренебрегал тобой, был порой нечестен, лукавил, не ценил ту теплоту и внимание, что ты, дура, тратила на меня, идиота…

Боль осознания собственной беспомощности, невозможности просто протянуть руку и коснуться любимого человека, обожгла хуже удара бича. Снова поток сознания, странные мысли, дикие образы вздымающихся черных башен, заполненных мертвецами, и строй нацистов, идущих по пригороду коммунистической утопии, чеканя шаг и бодро горланя какой-то гимн. Танки… траки вертятся, взрывая дерн и выставляя напоказ обнаженное нутро чернозема.

– Где ты, командир?

Это Винни, он сидит на камне и меланхолично затачивает нож, лениво проводя по острому блестящему лезвию точильным камнем.

– Тут я, рядовой, или, может, полковник?

Слова всплывают сами собой. Даже губ размыкать не надо. Капустин улыбается, щурится от яркого света, чуть прикрываясь рукой. Комок на боку порван, сочится кровь.

– Где наши?

– Лютый и Блоха тут, командир. Непонятка вышла.

– Что за непонятка?

Хмурюсь, пытаясь напустить на себя умный вид.

– Семен данные увел и не поделился, не к добру.

Снова темнота, снова сполохи света за горизонтом, и вот материализуется Хел. Прищур глаз, потертый походный костюм и новые берцы с подковами от фрикционов. Чешет щетину на подбородке, будто человек, будто настоящий.

– Здорово, майор, – бледная улыбка посещает его лицо.

– Привет и тебе, проводник, – себя не чувствую, но вижу отчетливо, будто все передо мной как наяву. – Где ты?

– Умер я. Я же программа, забыл? Сделали меня добротно, но все, что мог, я исполнил, а дальше зачем жить? Нет дальше кода.

– Ты бредишь, Хел. Ты лучший проводник из тех, кого я знал. Лучше людей, многих.

Хел смеется и лезет в карман куртки.

– А ты не так прост, как кажешься, майор, – сигарета в плотно зажатых губах. Тлеющий красный огонек на конце и пепел, пепел заполняет все обозримое пространство, и нет больше черного неба, нет проводника, нет ничего, а вокруг лишь серая пустыня.

– Здорово, командир, – голос далек, будто из бочки или колодца.

– Блоха? Ты где? – За него почему-то тревожно…

И так до рассвета, затем по кругу, долгий горячечный бред. События прошедших дней смешались с воспоминаниями виртуальной реальности. Травмированный мозг работал на пределе своих возможностей, а его несчастный владелец, пытаясь не сойти с ума, погружался все глубже и глубже вниз, куда-то, где темно и тихо и где нет предательства, амбиций, а вокруг лишь спокойствие и тишина. Возможно, те часы забытья были самыми прекрасными в жизни майора, но он этого не знал. От смерти Курехина отделяла тонкая грань, выстроенная его собственным сознанием, шаг, неосторожный поворот головы. Требовалось выжить.

И снова реальность…

Почувствовав на щеке влажную горячую руку, майор открыл глаза.

– Сева, Сева. – Очнулся.

Светлана выдохнула, счастливо, почти истерично, и вдруг припала, обхватив Курехина, забилась в истошном плаче. Молчаливом, будто конвульсия.

– Да что со мной будет? – попытался отшутиться Всеволод. Собственный голос показался ему чужим, незнакомым. – Не ной, Светка, беду накличешь. Знала же, за кого замуж шла.

– Знала, – женщина всхлипнула на груди и притихла, затаившись. Может, счастье спугнуть боялась, а может, о чем-то думала. Так и лежали. Она, слушая сердце родного человека, а Курехин – глядя в потолок и еле шевеля мозгами после медикаментов. – Твой Капустин заходил, – наконец выдавила она сквозь слезы.

– Когда был? – лениво поинтересовался майор. Ему, казалось, было уже плевать. Жив остался, здоров, с башкой собственной, да человек любимый рядом. Что еще желать мужику.

– Поутру был, – Света отстранилась и внимательно посмотрела на мужа. – Знать бы, что вы тогда затеяли, в жизни не пустила бы.

Так и сидели, ругаясь, плача, снова ругаясь и клянясь в вечной любви, пока не подоспела суровая медсестра и не выставила возмущенную Светлану за двери палаты.

Капустин оказался, как всегда, громогласен и вездесущ. Ворвавшись в помещение, он снова заполнил собой все видимое пространство. Пижама на гиганте висела, исхудал до предела, а бледность и синяки под глазами нисколько не вязались с молодецким гоготом, больно бьющим по перепонкам.

– Очнулся, командир, молодец! Ты представь, меня из отделения выпускать не хотели. Постельный режим, говорят, и хоть ты тресни!

– А ты что? – вяло улыбнулся Курехин.

– А я сказал, что подгоню взвод, устроим штурм и коньяком завалим!

– Верю, – Курехин вздохнул и прикрыл глаза. – Говори, с чем пожаловал?

Винни замолк, будто запнувшись и боязливо оглянувшись, присел на край кровати.

– Бред творится, командир, – зашептал он, почти вплотную приблизившись к майору. – Странный был штурм. Помнишь комнату, до которой пытались добраться? Не было там наших парней. Мою группу отозвали в последний момент, всех до единого. Менты тоже неправильные были, будто ряженые, хоть и техника и снаряга серьезнее не бывает.

– А что тебя беспокоит?

– Да сам не знаю. Сема наш беспокоит. Я ведь, как очухался, навел справки о капитане спецслужб Семене Давыдове. И что думаешь? Ноль.

– Может, он под псевдонимом? Или служба такая, что все хвосты обрубила?

– Я и ориентировку дал, и по таким каналам пробить пытался, что самому страшно. Нет, говорят, такого сотрудника.

– Секретный, наверное, – говорить решительно не хотелось. Всеволода тошнило от лекарств, голова кружилась от слабости и походила на чугунный колокол. – И хватит пылить, Винни, мнительный ты больно в последнее время со своей разведкой. Пойди да спроси его сам, чай, в соседней палате лежит.

– Да в том-то и дело, что нет, – Капустин аж подпрыгнул на месте от избытка эмоций. – Привезли нас вместе, а пока мы с тобой «двухсотых» изображали, его вроде куда-то и сплавили, а куда – неизвестно. Я тут поговорил тет-а-тет с одной докторессой, – Винни попытался изобразить руками ее прелести, что у него почти получилось, – так вот, Ленка говорит, что записей по Давыдову нет. И самое главное – меня отзывают в Москву. В приказном порядке, к хозяину на ковер. Буду держать тебя в курсе, если что. И да. Поздравляю. Назначение пришло. С полковником тебя, командир [48] При общении в армейской среде подполковник и полковник произносятся как полковник, и различие идет только при официальном обращении или в документации. В действительности же Курехину присвоено звание подполковника. (Примеч. авт.) .

Как бы ни упирался Капустин, но то ли та самая докторесса, то ли еще кто посноровистей выпроводили шумного больного за дверь, и в палате снова наступила тишина…