Александр Бушков - Дети тумана

Савин тщательно собрал все осколки, обрывки и клочья, свалил на кровать, положил сверху несчастного кота. Связал углы покрывала, подхватил узел и решительно вышел из комнаты. К счастью, хозяина за стойкой не было и не понадобилось объяснять причины столь странного обращения с инвентарем отеля – покрывалом.

…Туман, как обычно, подступал к самому берегу, касался камней, походил на слепого, осторожно нащупывающего дорогу в незнакомом коридоре. На секунду он показался живым, и Савин с некоторым усилием подавил странное чувство, в котором было больше тревоги, чем страха.

Бродивший неподалеку Лохинвар резко поднял голову, насторожил уши, вглядываясь в темноту, и Савин услышал деловитый перестук копыт. Вскоре всадник выскочил из-за скалы, Савин узнал Диану, и рука, протянувшаяся было к пистолету, отдернулась. «Кое-чего „те“ уже добились, – зло подумал Савин, – начинаю шарахаться от каждого куста и каждого шороха…»

– Привет, – сказала Диана, соскочив с коня. – Условие выполнил? Я предупреждала – никаких кинокамер.

– Выполнил, – сказал Савин. – Помогли мне его выполнить, знаешь ли. Вся моя аппаратура, равно как и вещи, покоятся в растерзанном виде на дне. Вон там.

– Шутишь?

– И не думаю. Какой-то неизвестный доброхот уничтожил все и оставил вместо визитной карточки любезную надпись – предлагает убраться отсюда или мне оторвут голову. У тебя есть чересчур ревнивые поклонники? Кажется, я кому-то мешаю.

Диана задумалась, опустив голову. Савин смотрел на нее, но думал не о таинственном противнике.

– Странно, – сказала она наконец. – Ни с чем из того, что мне известно, я это связать не могу…

– А о тех, кто выгружает здесь ночами контрабанду, тебе что-нибудь известно?

– Господи, нашел о чем говорить, – сказала она досадливо. – Какая это контрабанда? Люди возят в разные места свои товары, и вообще этот мир для них не более чем придорожная скамейка, где можно присесть и передохнуть. Что ты к ним привязался?

– Вовсе я к ним не привязался, я им даже помогал таскать тяжелые мешки.

– Прекрасно! Объясни, как это ты ухитряешься постоянно оказываться там, куда тебя никто не приглашал?

– Работа такая – совать нос во все приотворенные двери. Плюс профессиональное везение. Но сегодня здесь меня, если не ошибаюсь, ждали и приглашали сюда?

– Ждали, ждали… Постой тихонько, не мешай.

Она повернула лицо к морю и прислушалась к чему-то, неслышному для Савина. Савин послушно молчал. У него вертелся на языке не один вопрос, но он знал, что никаких ответов сейчас все равно не получит, и чутье подсказывало, что торопиться не следует.

Чистый серебряный звук, похожий на далекий сигнал трубы, донесся с моря, и мгла сгустилась в узкий высокий силуэт. Корабль с зарифленными парусами бесшумно скользил к берегу, приобретая все более четкие очертания, поворачивался бортом к ним, и Савин, не будучи специалистом в морском деле, тем не менее мог бы с уверенностью заявить, что узнал его, – с него прошлой ночью выгружали свой таинственный груз незнакомые моряки, расплачивающиеся странными монетами.

Прогремела цепь, шумно плюхнулся в темную воду небольшой якорь, борт навис над Дианой и Савиным (орудийных портов, отметил Савин, не было), молча зашевелились знакомые уже фигуры в мешковатых коротких куртках с капюшонами, опустили сходни у самых их ног.

– Ну? – с любопытством и явной подначкой спросила Диана. – Что-то ты не торопишься…

– Только после вас, миледи, – галантно сказал Савин и шагнул к трапу следом за ней.

«Что, если они меня переиграли, – подумал он, осторожно нащупывая ногами грубо тесанные плашки-ступеньки. – Выманили на берег, как последнего дурака, и Диана с ними заодно, и до скончания века никто не отыщет следов пропавшего без вести репортера Глобовидения, впутавшегося в чужие непонятные игры…»

Глупости. Это тоже называется – шарахаться от каждого куста. Исходи угроза от этих самых корабельщиков, «честных контрабандистов», они не приглашали бы помочь и не расплачивались бы честно за помощь. Что им стоило вчера хлобыстнуть по затылку чем-нибудь тяжелым и отправить на угощение рыбам? Нет, забеспокоился кто-то другой… Хотя бы тот, кто принимал доставленный товар. Цепочка из нескольких звеньев, где каждое звено обладает определенной самостоятельностью и, не исключено, преследует различные цели, каждое – свои. И для моряков он не представляет ровным счетом никакой опасности, помехи или угрозы, зато не нравится приемщикам груза, – а это означает и то, что они могут принадлежать этому миру, постоянно живут здесь и потому не склонны восторженно приветствовать случайных свидетелей… Вполне логично.

Снова провизжала цепь, вползая в клюз, резко свистнула сзади боцманская дудка, матросы отрывисто перекликались, карабкаясь по вантам. Тяжело захлопали паруса, разворачиваясь и наполняясь тугим прохладным ветром.

Они стояли у борта, никто к ним не подходил, не пытался заговорить, и Савин не понимал почему, – он был чужаком, но Диана?

Мимо деловито прошагали двое матросов, не бросив в их сторону и взгляда.

– Нас словно игнорируют, – сказал Савин вопросительно.

– Отнюдь нет. Просто к чему навязывать свое внимание? Если мы плывем с ними, значит, так нужно. Да и о чем бы ты с ними говорил? И вообще, ты часто заговариваешь с шоферами такси?

– Контакт… – почти машинально сказал Савин.

– Ну вот, как обычно, – вспомнил один из расхожих штампов, и все стало на свои места. Контакт, изволите ли видеть. А зачем? О чем могут говорить двое незнакомых друг другу прохожих, случайно встретившихся на перекрестке? О погоде разве что, и то это уместится в две-три фразы. Приподняли шляпы, поклонились друг другу и разошлись…

Она была не права, определенно не права, но Савин не стал спорить – не был уверен, что сможет ей что-то сейчас доказать. «Наверное, ей когда-то очень не повезло в жизни, – подумал он, – обидели когда-то или что-то еще в том же роде, мне ее почему-то жаль, но нельзя ей этого сказать».

Корабль скользил в ту мане как призрак, и Савин крепко сжал обеими руками тугие ванты, привязывая себя к реальности. «Уходят из гавани Дети Тумана…» – вспомнил он мимолетно. Туман был не просто туман, странные ощущения пронизывали тело и сознание, они не были болезненными, пугающими или неприятными. Просто ничего похожего прежде испытывать не приходилось и сравнивать было не с чем – словно за бортом тихо плескалось само Время, прохладной изморосью оседало на лице, было соленым на вкус, проникало в каждую клетку тела, растворяло в себе…

Туман редел, явственнее проступали вокруг темные волны, над мачтами показались звезды, исчезло странное ощущение текущего сквозь тело Времени. Все оставалось прежним, и все изменилось на неощутимую толику – чуть-чуть не так пахнул морем воздух, чуточку иначе взлетали соленые брызги, в резком крике промелькнувшей справа чайки послышались незнакомые нотки, да и была ли это чайка? Савин знал, что он в другом мире, и последние сомнения на этот счет развеялись, когда парусник выскользнул из тумана, и небо оказалось усыпанным неизвестными созвездиями, и слева, почти в зените, стояла снежно-белая луна, раза в два меньше земной, а справа, почти над самыми волнами, – вторая, зеленоватая, с вишню размером. А впереди, прямо по курсу, вырастало над горизонтом странное зарево – спокойное светлое сияние, пронизанное в тысяче мест сполохами чистых спектральных цветов, и корабль на всех парусах шел туда, матросы весело перекликались, палуба озарилась отсветами приближающегося зарева, выраставшего из морских глубин и упиравшегося в звезды. Савин смотрел во все глаза. Впереди был белый свет исполинского маяка, и освещенные радужными огнями башни, и лес мачт, увешанных гирляндами разноцветных фонариков, – невероятный, сказочный порт гриновского города. Шутихи со свистом проносились над топами мачт и гасли в воде, вертелись огненные колеса, музыка становилась все громче.