Кирилл Чернов - Суданская Альтернатива [СИ]

— Но, после того, как я попал сюда, — продолжил Сталин. И он замолчал, на несколько секунд, и, глядя мне в глаза, наверно, думал, говорить или нет «не по своей воле». Не сказал. И вот тут я отметил, что его глаза имеют всё таки желтоватый оттенок. «Молодец, Сосо!», — это в ответ он мог прочитать в моих чёрных глазах цвета обсидиан без всяких лишних колоров.

— Но, после того, как я оказался в Судане, — продолжил он, переведя взгляд на стол. — Я стал понимать, что Судан, не дикая страна религиозных фанатиков. Порт, железные дороги, пароходы, телеграф, улицы Омдурмана, электричество, школы, библиотеки, военные училища, газеты, такое в России, Грузии можно увидеть только в Тифлисе, и других больших городах! Такого я не ожидал здесь увидеть.

— Да, Иосиф, Судан меняется, — сказал я, — он становиться лучше, богаче, сильнее, и не только как ГОсударстВО, выделил я голосом, — люди стали жить лучше. И заметьте, Иосиф, без варианта, «весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем, мы новый мир построим, кто был ничем тот станет всем». Такого не бывает, по крайней мере долго, чтоб, кто был ничем стал чем — то значимым. Кто был ничем, то им и останется «ничем и не кем», несмотря на все данные ему возможности, «кухарка не может управлять государством». И поверьте мне, жизнь это доказывает на протяжении всей истории человечества. Да, и в вашей жизни, несмотря на вашу молодость, были такие люди. Сталин на меня в ответ на это внимательно посмотрел. Но, вслух про отца Сталина я не сказал.

— И скажите, зачем разрушать до основания? — продолжил я. — Ломать не строить. Ведь можно улучшать… перестраивая, совершенствовать или вообще начинать делать с нуля ничего не разрушая. И кто, Иосиф, может дать гарантию на 100 %,чтоб после разрушения обязательно получиться создать новое и хорошее общество? Ведь люди не фабричные кирпичи… они разные. И их так, трудно переделать, тут и никая диктатура пролетариата не поможет, даже если её возвести в куб. Вы уж поверьте диктатору и деспоту со стажем! Невозможно всех, что всех! Даже треть людей убедить, что «От каждого по способностям, каждому по потребностям!», это то, что сделает их жизнь лучше. Чтоб стать таким, надо стать ницшеанским сверхчеловеком, Заратустрой, тем, кто готов жертвовать собой, своим, ради людей, которые этого даже не оценят и не поймут, и, причём многие люди, НИКОГДА этого не смогут сделать в силу своих качеств! Стать горьковским Данко, князем Мышкиным, и в итоге получить сокрушительное разочарование по поводу затраченных титанических усилий и гекатомб жерт для создания «светлого будущего», Утопии, города Солнца, а получить на выходе Франкенштейна.

Мне было видно, что Сталин медленно начинает менять агрегатное состояние, превращаясь во внимающий-разумный фаллос. Ещё бы в Омдурмане, слышать о Ницше, сверхчеловеке, Горьком, князе Мышкине, Данко, Море и Кампанелле. И понимать, что о нём здесь знают очень много, но и меня уже немного понесло, как говориться нашёл свободные уши. Поэтому я продолжал:

— «Я», «моё», «мне», «а почему я для другого, за другого должен» и прочие чисто человеческие мотивы, неискоренимы, этого у него в крови, в подкорке, в молоке матери. Человек существо несомненно социальное, но коммунизм это призрак, призрак, который бродит не по Европе, а в головах, таких как вы молодых людей, которые хотят сделать жизнь, мир, людей лучше, и это желание в абсолюте заслуживает уважения.

— И я хочу, чтоб вы, Иосиф сделали ЭТО, но сделали с максимальной пользой, не разрушали до основания, а лишь только то, что необходимо, и вместо разрушенного создавали новое во многократно лучше, для людей, для общества, — закончил я свою по сути уже лекцию.

В ответ Иосиф молчал, что ж это нормально. Может потому-что молчание золото или целее будешь, это тоже хорошо. Ведь так можно выйти на уровень делай, как тебе говорят… и целее будешь, а там уже и втянешься по полной. А может и потому-что, зацепило, заставило думать. После нашей беседы, конечно далеко не последней, Сталину подкинули труды Сергея Соловьёва по истории России, объективные работы по просвещённому абсолютизму, роли личности в истории, статьи Янжула и Тихомирова. Ему один хрен ничего другого читать неоткуда взять, так, что волей неволей будет читать это.

А с рукой я Сталину решил помочь. С ней стали работать мои азиаты массажисты, посмотрели, обещали помочь, иглотерапия, мази, массажи должны были способствовать оживлению руки, тем более он ещё был молодой, а вот курить как мне сообщали агенты он уже бросил. Судан это не Россия! Ха-ха! Но, были среди гостей Судана и приглашенные мною на добровольной основе.

Многие репортёры из России, Германии, США, Франции, Испании, Австро-Венгрии захотели ко мне попасть сразу после Омдурмана, но я их не пускал. Эффект от Судана был ещё не тот. Поэтому я переносил встречу с 4-й властью на попозже. После событий с участием «Львов Судана» и «Нильских львов», они буквально выбивали дверь телеграммами, пару ухарей из Франции пытались попасть в страну незаконно, но, их ещё в Суакине приняли, оштрафовали, заставили написать пару положительных заметок о Судане, и выдворили из страны.

И вот в августе 1901 года, когда Судан так сказать похорошел внешне и внутренне, по моему разрешению и приглашению прибыла группа журналистов из России, США, Германии, Франции, Испании, Австро-Венгрии.

От России был сам Влас Михайлович Дорошевич, звезда русской журналистики того времени, достаточно рисковый мужик. В 1897 году Дорошевич предпринял путешествие на Восток. Издал книгу очерков о Сахалине и о Сахалинской каторге. На момент прибытия начал работать у Сытина в «Русском слове». В этот период издание стало самым читаемым и тиражным в Российской империи! Точно надо!

Еще одну акулу пера я позвал сам, Алексея Ефимовича Едрихина, который уже больше был известен как Вандам, и был он корреспондентом газеты «Новое время». В ней, будучи участником англо-бурской войны публиковал свои «Письма о Трансваале». Но, перед этим Алексей Ефимович в 1899 успешно окончил два курса Николаевской академии Генерального штаба с выполнением письменной работы за дополнительный курс, и с 1894 года имел звание поручик. За время войны у буров он заслужил репутацию «весьма дельного офицера»; эта оценка приведена в докладной записке военного министра А. Н. Куропаткина на имя императора Николая II. Находясь на войне, Едрихин был обычным, нормальным разведчиком, как и многие другие русские добровольцы. Об этом свидетельствует его производство по возвращении в Россию в очередной чин штабс-капитана и личный приём на следующий день у министра Куропаткина. В июне 1900 был вновь принят на действительную службу, в августе того же года прикомандирован к Главному интендантскому управлению, но в апреле 1901 опять зачислен в запас. Его бойкое перо, отличное военное образование, опыт боевого офицера очень усилило позиции «африканцев» в спорах с драгомировцами.