Фёдор Быханов - Пришелец [Сборник повестей и рассказов]

— Жемчуг! — взревели празднично тамтамы, величественной дробью оповещая и свой народ и заморскую округу о победе Великого Разума над убогим естеством.

И словно эхом донеслось из-за горизонта, пенившегося волной, мелодия новой песни, сочиненной там, как всегда молниеносно особым Визирем — дипломатическим засланцем и самобытным композитором маэстро Бахбородинским:

— Ах, этот Жемчуг Заполярья явись ко мне. Я очень жду.

До сумерек тянулась историческая феерия в столичных ярангах. Где из уст в уста передавались новости одна другой краше. И все — о том же. О — постоянно возникающих и возникающих новых «жемчужных» перспективах.

Один только герой дня — правильно разгадавший очередное открытие правителя, час от часу становился все мрачнее. Всеобщее ликование, охватившее остров, согревало его до тех пор, пока не настало время основному заработку вельможи.

Вернувшись в собственные владения, и аккуратно соскребя с коленки на грядку любимых ананасов, не нужные более письмена — конспект речи Великого проснувшегося, Визирь подмёл и своё главное доходное место — «танцедром», где по вечерам босыми пятками шаркала молодежь ритуальные гопак и, столь же народную, как все прочие и остальные утехи хореографии — тарантеллу.

Всякий раз в кассе заведения расплачиваясь за свой выход на общий круг, единой валютой. Так называемыми — «данайцами»… Денежными знаками, приходящими сюда из-за морей как дотация за богатую жизнь.

Даже в самые унылые вечера, когда у взрослых островитян «данайцы» подходили к концу, молодежь находила способ получить последнее для своих развлечений. И уж тем более ожидал Визирь наплыва клиентов на праздничный карнавал. На объявление о котором не пожалел коричневого удобрения. Исписав приглашениями даже развалины последнего островного пережитка прошлого — обсерватории. Там, через окуляры чутких телескопов зрители могли разглядеть жизнь в других краях. Отделенных от Богатого Острова морями-океанами.

Но наступили сумерки. Самое время для топтания по кругу, а никто не спешил нести, «данайцы» в кассу личного визирского коммерческого «танцедрома».

Заволновался «Переменчивая Зорька», подчитывая убытки, понесенные нерациональным — «художественно-ремесленным» использованием дефицитного удобрения. Поскрёб себя каменным топором из туалетного несессера по бритой макушке и пошел по кривым столичным улочкам. Прячась для конспирации в тени, отбрасываемой в лучах лунного света, островерхими саклями-вигвамами островитян.

Причину своего разорения он отыскал там, где и предполагал — на руинах бывшей обсерватории.

Прежде, когда землетрясение разрушило бамбуковые стены этого строения, а возникший пожар мог завершить полное уничтожение научного объекта, и еле-еле залили каменную крышу и длиннющие трубы телескопов, он радовался как в молодые годы. Получая сладкое из рук старших последователей. Тогда еще не съеденного вместе с пьедесталом, памятника основоположнику. Ведь оставался у островитян один выбор для развлечений — «танцедром» за наличные «данайцы». Или песнопения под аппетитный напиток «Дрынцаловка», который изготавливается путём перегонки местных заборов на оборудовании, завезенном из-за океана тамошним Визирем. Тем самым мудрецом, кто наладил, благодаря своим связям, тутошнему коллеге неплохие контакты между собой и благодарными островитянами.

Теперь все рушилось, как когда-то обсерватория. Бывшие клиенты «танцедрома» отбивали загорелыми пятками «падеспань» и «краковяк» на развалинах телескопов.

— Господа, вы, что, совсем иероглифов на заборах не читали?! — прервал общее занятие неистовый крик.

На него нельзя было не обернуться.

— Самая мода у меня по кругу степ-чечетку бацать! — выйдя из тени, отбрасываемой конусом ближайшего чума и переходя в свет звездного неба, напоминал о своем существовании Переменчивая Зорька.

— Да пошел ты! — весело и с уважением старых заслуг, донеслось в ответ.

— Что — по телескопу не видел вместе со всеми, как киношный Сусик-Богдан из «Трембиты» именно на древних развалинах драгоценности ищет.

— Видеть то видел… — замялся поверженный логикой Визирь-шоумен.

— Ну, вот и мы клад на развалинах ищем. Сам нынешний вождь про жемчуг да лёд намекает…

Личности говорящих хором, но явно его бывших исполнителей твиста, летки-еньки и прочих «падеспаней», Переменчивая Зорька выяснить не стал.

Как обухом по голове дошел до него смысл свершившегося минувшим утром. Когда спросонья, поверив в «Жемчужную перспективу», нынешний Вождь в одночасье порушил наследство Визиря, доставшееся тому на овеществленную память от молодых дерзаний и хороводов, которые прежде осуществляли, вокруг несуществующего ныне и как оказалось — вполне съедобного памятника.

Дикий вопль Кисы Воробьянинова читанный когда-то в смешной книжке про искателей сокровищ, едва не вырвался наружу из-под заплаканных очков всерьез горевавшего банкрота.

Размазывая слезы по лицу пальцами с остатками красящего вещества, он вдруг услышал смех. Протерев линзы самым чистым из того, что у него было — песком из-под босых пальцев, Переменчивая Зорька с удивлением понял причину веселья. Ею, вернее — им, был ни кто иной, а он сам — собственной персоной. Как островитянин, единственный в счастливом обществе, не забывший нового способа появления влаги к существовавшим прежде естественному человеческому, атмосферных осадков и перегона, путем ректификации, неаппетитных оградных составляющих. А именно — занозистого штакетника и гниловатых дрынов, использованных в незапамятные времена в качестве прожилин для ограждения территории, во вполне близкое и дороге его сердцу питье. Водку. Так и называемую — «Дрынцаловку».

— По всему выходило, что опять он был лидером! Мог вызывать отклик в душах людей. А значит — не все потеряно. И я гожусь в народные вожди! — лавиной мыслей пронеслось в заплаканной голове удачливого толкователя снов.

Вторая попытка выжать слезы, однако, не увенчалась успехом. Подсохли и разводья от пальцев на щеках. Молодёжь уже готовилась вновь пройтись коленцами пяток простых и плоскостопых по бамбуковому пепелищу обсерватории. Но тут, воскресающий из небытия шоумен вспоминал кое-что про упомянутого киношно-драматургического, и просто кинокомедийного Сусика-Богдна с роскошными бакенбардами в исполнении народного артиста Евгения Весника.

— Зря вы, здесь клад ищите! Жемчуг нынешний Вождь придумал, тогда как по нашим руинам бывшей своей обсерватории призрак Прежнего бродит…

Сказал и прикусил язычок.

Не от того, что по устоявшему ритуалу, прежде чем упомянуть предшественника Великого Снопровидца, должен был перечислить, утвержденные официально, его ошибки от мнимых до — никаких. Просто вдруг чем-то повеяло над притихшей толпой островитян — беспечных ранее, а теперь насторожившихся от дурного предчувствия. Дышали они в тот момент уже не гарью от бамбукового экрана, не коричневым ценным удобрением, красовавшимся с забора и со щек Визиря, а чем-то совершенно новым…