Баррингтон Бейли - Столпы вечности

Они оросили друг друга феромонами. Их разделяла от силы пара футов. Откинув голову, Мэйси безмолвно активировала скелетные функции. Отшвырнула инжектор, вытащила носовые фильтры. Раскрыла объятия.

— Вооз! — тихо простонала она. — О, Вооз, твой скелет!

Он почувствовал возбуждение и начал выкручивать настройки на максимум.

Единственное солнце планеты клонилось к закату, длинными пытливыми пальцами света ощупывая корабль; трое мужчин крепкого сложения в униформе космодромных техников приближались к грузовозу, застывшему в непривычном вертикальном положении. У подножия хвостового эскалатора они остановились. Затем один из них осторожно направился к люку, держа руку в кармане на рукояти термошокера, которым намеревался пробить себе путь внутрь. Лента эскалатора пришла в движение. Его товарищи ступили на нее и расположились следом, готовые отразить атаку защитных робосистем. Замыкал отряд человек с полным комплектом ручных термогранат.

Достигнув верха ленты, первый замер в изумлении. Люк уже был выбит.

Жестом показав остальным, чтобы двигались еще осторожней, он отодвинул покореженную дверцу и неслышно, точно кот, проник внутрь. Он находился на межпалубной галерее. На полу, раскинув конечности, валялся бортовой робот. В корпусе машины зияла дыра.

Остальные также подтянулись внутрь.

— Нас кто-то опередил, — пробормотал первый. — Они, возможно, еще на борту.

— Может, обычные грабители?

— Если так, они, наверное, уже удрали с добычей. Но посмотрим.

В их обязанности входило подорвать как передатчик, так и все корабельные процессоры. Но этот корабль был сооружен по особому проекту, и доступа к его чертежам не имелось. Первый член отряда прошел по галерее до следующей двери и оказался на палубе, которая, по его предположению, находилась над грузовым отсеком.

Глаза его быстро привыкли к слабой освещенности. На палубе яблоку негде было упасть. Казалось, что она вся состоит из коридоров, тускло окрашенные стены которых — корпуса каких-то машин — издавали монотонные щелчки и жужжание. На каждом корпусе тускло светился зеленый индикаторный экран, и зловещее люминесцентное сияние их оставалось здесь единственным источником света.

В конце первого коридора двое мужчин в темных костюмах, придающих им сходство с котами, склонились над какой-то плоской коробочкой. Рядом часть одного из корпусов была вырезана, и адплант-нити уходили от коробочки внутрь. Зеленый монитор яростно осциллировал.

— Полиция, — холодно возвестил сотрудник Очистки. — Встать. Руки держать на виду.

Двое подскочили от неожиданности, взгляды их заметались с бледных непримечательных лиц полицейских на оружие и обратно.

— Мы тут по делу, — промямлил один.

— По какому же?

Ответа не последовало. Сотрудник Очистки не поверил, но слегка расслабился.

— Убирайтесь отсюда, — приказал он. — Этот корабль будет уничтожен.

Глаза незнакомца распахнулись от ужаса.

— Нет! Он наш! Его нужно сохранить!

Тут из-за угла раздался шум. Появилась еще одна фигура в кошачьем костюме, вооруженная силовой винтовкой.

Бойцы Очистки не теряли времени зря. Двое немедля открыли огонь. Безоружные люди в кошачьих костюмах панически завопили и пригнулись, вытянув перед собой руки бесполезным жестом самозащиты. На ладонях полыхнуло: УДАЧА СОПУТСТВУЕТ СМЕЛЫМ. Потом они упали замертво.

Третий боец Очистки не увидел стигматов. Он как раз присел на корточки под прикрытием товарищей и полез в сумку с термогранатами.

Мэйси умащала его тело маслом, когда Вооза пронзили первые болевые вспышки.

Он был на высоких настройках, таких высоких, словно перенесся в другой мир. Но мир этот с ним делила Мэйси, он принадлежал им двоим. В этом мире, как заверяла она его, лежало будущее человечества. Мы новый вид, говорила она, мы, скелетоиды. Другим не понять. Хеврону, Эбараку… у них такого скелета нет. А ты понимаешь. Они же — бесчувственные тупицы.

Да, именно так. Он испытывал необыкновенное просветление, прилив новых, невиданных сил. И жалость к тем, кто, не располагая таким скелетом, лишен подобной возможности.

Он отстранился от Мэйси на пару футов, пытаясь определить, каков источник неожиданного физического дискомфорта.

Затем его окутало незримое пламя, взметнулось от подошв до самой макушки. Корабль беззвучным воплем передал последнее, катастрофическое сообщение.

КОЛЛАПС.

Он тут же понял, что спасения нет. Он в лапах Очистки. В этот самый миг его корабль уничтожают. И вся работа скелетных дел мастеров, чьи знания и умения сделали его полноценным человеком, постепенно обессмысливается: функциональные системы корабля отключаются одна за другой. Он шагнул вперед — будто на утыканную кольями кристаллическую решетку боли наткнулся. Он слишком поздно сообразил, что бессознательно активировал все функции скелета, в том числе — как и в давно ушедший день на краю ямы алхимиков — спасательную. Слишком поздно понял, что отключить их уже не может.

Однако имелось и различие с тем днем: все настройки были на восьмом уровне. Агония нарастала и нарастала, усиливалась и усиливалась, сверхчувствительные кремниевые кости продолжали ее ретранслировать. Он снова оказался на краю ямы. Он столкнулся с тем, чего страшился больше всего на свете. Вооз заревел от боли, ярости и ужаса, стал корчиться в тщетных попытках заглушить мучения, сбежать от них, превозмочь, как-то пересилить мытарства, которым снова подвергали его темную искореженную душу в бесконечном проклятии ее одиночества. Ибо кости воспринимали боль, ретранслировали ее, наслаждались ею, усиливали до предела и поставляли ему. Миллион лет провел он в лабиринтах исключительной, экстатической агонии. Он обитал в болевых дворцах, странствовал по городам цивилизаций, основанных на пыточной технологии.

И когда эта боль адским пламенем окутала его — уже во второй раз, — Вооз вдруг вспомнил. Он вспомнил. Воспоминание было пронзительным и безошибочным в своей ясности. Он уже испытывал это. Тысячу раз, миллион раз до того. Он вспомнил, как умирал спустя несколько минут, бессильный контролировать спазмы, разнося в агонии комнату и убивая Мэйси.

И вдруг он замолчал, хотя продолжал чувствовать, как углубляется соматическая катастрофа, как отказывают одна за другой его системы. Снова попытался заговорить и услышал слова, произнесенные искаженным, неузнаваемым голосом: как искры, вырвались они из печи его терзаний.

— Столпники… правы… Мир… повторяет… себя…

Она уставилась на него в ужасе, широко распахнутыми глазами, прижав руку ко рту.