Альберт Валентинов - Синяя жидкость. Повести

Очередь была за немцем. Он неловко поднялся со стула, растеряно оглядываясь на женщин. Его мучнистые щеки порозовели, ноги, казалось, приросли к полу. Дик смотрел на него, не понимая, и вдруг догадался: немцу же требовалось удалить аппендикс. Вот это номер, развеселился он. Придется сеньоринам разочарованно удалиться.

То же, видимо, подумал и врачеватель. На ломаном испанском он извинился перед дамами за операцию, которая невольно подвергает испытанию их застенчивость. Впрочем, добавил он, те, кто пришел сюда с чисто познавательной целью - убедиться, что филиппинская хирургия не фокус, не жульничество, конечно, могут остаться. Для них оперируемый уже не мужчина, а объект исследования. Удивительно, но оказалось, что все дамы явились сюда именно с познавательной целью - скромно потупив глаза, они непоколебимо остались в креслах, заставив нахмуриться своих спутников. Увы, женский диктат опрокинул уже и Южную Америку, ухмыльнулся про себя Дик. Бешеным кабальеро только и остается, что шевелить усами. Убедившись, что дамы и не думают удаляться, немец, оглянувшись на жену и дочь и получив от них молчаливую поддержку, довольно решительно скинул одежду и, оставшись в голубых трусах с розовыми цветочками, не лег, а обреченно рухнул на зазвеневшую простыню. В тишине только жалобно скрипнул стол. Затем прозвучала короткая молитва.

Хилер сумел сделать так, что стыдливость дам не подверглась испытанию. Несколько секунд он пристально смотрел на распростертое тело, потом, кинув пальцы на пухлый живот, начал осторожно, но сильно ощупывать его. Кожа немца пошла пупырышками. Дик, оставшийся у стола, смотрел во все глаза, твердо решив не поддаваться массовому гитгаозу, который, по слухам, применяли филиппинские врачеватели. Внезапно рука хилера напряглась и ушла в живот больного. Раздался громкий чмокающий звук, будто лопнул нарыв. Дик отчетливо видел, как расступилась молочно-белая кожа и вокруг смуглого запястья обвился розовый ободок. Кровь, подумал он. Тут уже без обмана. Но до чего же ее мало! Немец закряхтел. Дик, вспомнив собственные ощущения, от души ему посочувствовал. Рука хилера все глубже уползала в тело. Лицо врачевателя окаменело, глаза превратились в щелки, по щекам скатывались мутные капли пота. В напряженной тишине слабо охнула какая-то сеньорина, очевидно, с богатым воображением. Внезапно хилер резко повернул руку и выдернул ее. В таз шлепнулся кровавый комок. И вот уже врачеваталь вытирает ватой живот немца, и на коже нет никакого шрама.

А ведь шрам должен был быть. За ничтожное мгновение, когда рука хилера покидала тело. Дик разглядел отверстые края раны и перламутровые внутренности, залитые пенящейся кровью, Разглядел он и еще что-то. Это я уже видел, понял он. Не дырку в животе, но что-то похожее. Что-то вот так же мелькнуло передо мной. Но где? В Корее? Во Вьетнаме? Картина, которую он пытался вспомнить, скользила мимо сознания, и нельзя было ее схватить, остановить, рассмотреть. Он не мог даже сосредоточиться: мешали загалдевшие сеньорины. Немец попытался встать, но хилер удержал его.

- Нет, нет, нельзя, - сказал он. - Сейчас принесут носилки и доставят вас в номер. Денек придется полежать.

«Денек, - подумал Дик. - А при обычной операции аппендицита - неделю. Завтра же поговорю с этим бюргером, как он себя чувствует».

Он лично чувствовал себя обманутым: так и не понял, действительно ли рука хилера уходила в тело больного или это ловкий трюк. Мучила и тень воспоминания, которое он так и не успел ухватить. И Дик чувствовал, что это был самый важный момент в операции - что-то очень знакомое, уже однажды поразившее его.

Но пока писать было не о чем. Все, что он сегодня увидел, неоднократно фигурировало в прессе, сопровождалось красочными фотографиями. За исключением разве что крови. Почему-то все, кто писал о филиппинской хирургии, в один голос уверяли, что она бескровна. А ведь кровь, хотя и небольшая, но была. И это делало сегодняшнее зрелище особенно убедительным. За тысячи лет существования медицины человечество привыкло, что любая операция, связанная с разрезом кожи, сопровождается кровотечением. Иначе и быть не могло.

А может, это - очередной фокус, подумал Дик. Сначала они показывали операции без крови. Потом, когда первая волна сенсации схлынула и среди праздной публики появились специалисты, ничего не берущие на веру, хилеры для правдоподобия стали подпускать чуть-чуть крови… Может быть, просто красную краску, под которой привычно ожидаешь след скальпеля. А его нет… Все точно рассчитано на психологию.

Но это были только догадки. Без всякой уверенности, что они имеют под собой хоть какое-то реальное обоснование. Дик поднялся к себе в номер и прямо в одежде повалился на кровать. Все, кто освещал работу хилеров до него, писали о том, что видели. Наверняка так поступит и мальчишка Бедворт. А вот для него, известного научного обозревателя Ричарда Брауна, этот путь заказан. Он не имеет права писать о том, что видел, потому что в наше время человеческое восприятие - отнюдь не гарантия истины. Сейчас фраза «Я сам это видел» вызывает у специалистов лишь улыбку: если ты это видел, значит, тебя обманули. Профессиональный журналист должен оперировать не ощущениями, а доказательствами. А если точнее логическим анализом установленных фактов. Но здесь, в фешенебельном отеле, понял Дик, установленных фактов ожидать нечего. А между тем факт есть. По крайней мере один. И он его точно установил. То самое мгновение в операции, оставившее после себя мучительную тень воспоминания. Именно здесь таится ключ к разгадке. Дик закурил трубку и заставил себя выбросить эту мысль из головы. Бесполезно насиловать подкорку. Рано или поздно он это вспомнит - нечаянный жест, взгляд, случайное слово вызовут цепную реакцию ассоциаций…

В открытое окно доносился уличный шум. Здесь, в Багио, где все напоминало Скандинавию, можно было не включать кондиционер и не закрывать окон. И если бы не пронзительные голоса уличных торговцев, вполне можно было представить, что ты в Северной Европе, среди потомков викингов - рослых, хладнокровных, немногословных. Многословие - вот что больше всего угнетало Дика в Азии. Здесь не знали цену словам - нанизывали фразу за фразой, чтобы выразить простенькую мысль. Слава богу, что еще не махали руками, как Бедворт.

Кстати, а куда он девался? Когда их выперли с Лубанга, он мгновенно исчез, будто растворился, сойдя с трапа. Правда, перед отлетом он получил телеграмму и сразу заторопился. А Дик устроился в манильском «Хилтоне» с намерением хорошенько отдохнуть после всех этих невероятных происшествий. Но уже через четыре часа позвонил шеф и началась сумасшедшая гонка на другую половину планеты. А когда Дик отправился в Японию, то полтора месяца увертывался от узкоглазых шпиков - весьма респектабельных господ в модных солнечных очках и добротных костюмах. Впрочем, шпики одинаковы в любой части света. Они взяли его в кольцо, но кое-что он все же узнал. Таникава был самым нормальным ребенком, таким же, как все деревенские дети. Единственное, что его отличало, - это пониженная чувствительность к боли. В медицине существует латинское название этого парадокса, но Дик, разумеется, его не запомнил. Таникава никогда не плакал, разбив колено или получив синяк в мальчишеской драке. И раны его очень быстро заживали. Об этом с гордостью поведали Дику престарелый отец и старший брат Таникавы. А также и о том, что у них в роду все долгожители.