Грегори Бенфорд - Рассказы

Я постоянно оглядывался. Не мог не оглядываться. Но упрямо шел дальше.

Погодите, погодите, нет…

Всего только минуту, пожалуйста…

Хочу снова прочувствовать то, что ощутил в первый раз…

Простите. Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после подключения. Я и не подозревал о его мощи и столь живом ощущении…

Неужели правда, что наша юность так красочна? Так ярка и цветиста? Так впечатлительна? Без дымки размышлений, которую приносит опыт?

В глубине души надеюсь, что нет. Искренне надеюсь.

Потому что дотягивать последние дни, зная, что все позади, что истинный мир совсем рядом, отчетливый и упругий, твердый и блестящий, но вечно ускользающий от тебя… это… это уж слишком.

Теперь я понимаю, почему добрые инженеры противятся широкому распространению подключения.

Особенно для таких, как я. Таких старых, как я…

Но позвольте мне вернуться к предмету, который свел нас вместе. К Артефакту.

Мы, разумеется, все знаем, как он оказался там. Моя первая догадка была почти верной. Долгое время он был погребен в бескрайних ледяных полях Ганимеда. Когда-то давным-давно он возвышался над поверхностью. Но постоянные столкновения и притирка наползающих друг на друга льдин похоронили его в холодных глубинах. Его не раскрошило. Он выдержал невероятное давление.

Рядом проползла энергетическая гусеница. Лед растаял. Случайный поток освободил Артефакт. И навеки изменил историю человечества.

Если проконсультируетесь с историографами, выяснится, что вначале обсуждались исключительно художественные достоинства Артефакта. Возникла весьма любопытная теория, гласившая, что сооружение это носит чисто эстетический смысл. Произведение искусства, и ничего более.

Я замечаю недоверчивые взгляды. Но это правда. В те далекие дни существовала четкая граница между Искусством и Наукой, две совершенно различные концепции, которые, как мы видим теперь, абсолютно ложны и не содержат ни крупицы истины.

Самое первое и яркое впечатление было очевидным: я с величайшим трудом мог отвести глаза от Артефакта. То же самое говорили и те, кто смотрел на его бесконечно изменяющиеся поверхности позже.

Главное — это постоянно обновляющаяся, каждый раз иная поверхность. Артефакт — в каком-то смысле камень, но в каком-то смысле — целиком созданная искусственно вещь, непрерывно переделывающая себя в новые соединения, новые субстанции, новые формы и логики. Каждая базовая единица — не пирамида и не куб, две наиболее часто повторяющиеся геометрические фигуры, а некая изначально изменчивая вещь, состоящая из углов и точек. Ее молекулярная структура определяется атомной, которая, в свою очередь, происходит из самих частиц, по мере того как управляющие ими законы со временем меняются. В старом море возникают новые, молодые силы.

Таким образом Артефакт в основе своей — это рекапитуляция законов, которые управляли, управляют и будут управлять Вселенной. Когда Вселенная была молода, законы тоже были молоды. Мы видим их в глубине Артефакта. Логика и математика горят ярко, сжигая свой недолговечный срок. Потом гаснут. Из их пепла возрождаются феникс новой логики, спонтанно разорванные симметрии, юные частицы, расплескивающиеся в гостеприимную матрицу поглощающей Вселенной.

Время идет внутрь. Изнутри выходит слоистый, меняющийся порядок мира.

О, простите. Два последних предложения — часть нашей литании: я не хотел впутывать в нашу дискуссию ссылки на религию.

Как уже было сказано, следует иметь в виду, что эти воспоминания, глубоко сидящие в моем мозгу, относятся к очень давним временам. Тогда на Ганимеде не разгуливали ветры. Люди не могли находиться на поверхности без скафандров. Даже многослойный шатер над поверхностью, удерживающий бесценные молекулы везде, за исключением нескольких огромных дыр, позволяющих кораблям садиться, — даже это относилось к каждодневной действительности.

Итак, мыслители того времени решили, что Артефакт — художественное произведение. Сложное, да, но художественное.

Второе поколение мыслителей посчитало, что это научный объект, нечто вроде прибора, содержащего изменяющиеся законы Вселенной. Новая сила. Новые частицы. Новая форма теории относительности.

Когда-то люди верили, что поля создают частицы. Так оно и есть. Но есть также вещи… затрудняюсь назвать их полями, которые создают законы. Законы Вселенной диктуются объектами. Артефакт и есть такой объект.

Или, может, только запись такого объекта.

Что приводит к третьей точке зрения на Артефакт.

Только десятилетие спустя после обнаружения Артефакта эффект стал очевидным. Вокруг этого места собралась небольшая община. Потом вырос город.

И никто не желал его покинуть. Никто.

Когда количество населения достигло четверти миллиона душ, пришлось что-то делать. Но убедить кого-то из ученых уехать оказалось невозможным. Всех, кто видел Артефакт, тянуло к нему, как магнитом. Желание погрузиться, стать свидетелем, наблюдать бесконечную игру поверхностей…

Поэтому окончательный вывод был очевиден. Это предмет поклонения. Религиозный объект.

Но, возможно, не только. Вполне вероятно, этот предмет и есть сама религия.

Ибо содержит законы. Несмотря на то, что Артефакт заключен во Вселенной, кто знает, может, к ней он не относится.

Но я, должно быть, слишком углубился в теологические дебри. Вернемся к моей сегодняшней роли — не священника, хотя я именно священник, но исторического свидетеля. Должен упомянуть о другом интересном событии того давнего дня.

Я добрался до станции. Запасся кислородом и выручил беднягу Юри, совсем струсившего к тому времени. Правда, благодарности я не дождался.

Мы промаршировали через множество долин и достигли того места, где находился Артефакт. В наши намерения входило изучить его, сделать съемки и представить отчет на базу.

При виде Артефакта что-то меня кольнуло. Можете взглянуть на мои старые факсы. Сразу увидите любопытный точечный рисунок на поверхности. Волны света, блестящие, как слюда. В постоянном движении. Свет образовывал концентрические круги, похожие на большой глаз. Я заметил, что где бы ни стоял, глаз был постоянно устремлен на меня. На нас.

Я стоял на расстоянии, наводя камеру на фокус. Юри был потрясен не меньше моего. Он подобрался ближе.

Я все еще возился с камерой, поэтому не видел, что произошло в следующую минуту. Думаю, он слишком приблизился к глазу. Когда я поднял голову, Юри как раз тянулся к нему, пытаясь коснуться. Сверкающие кольца словно сосредоточились на нем.

И тут рука Юри дотронулась до поверхности. Соединилась с нею. Вошла в нее, одновременно оставшись наверху. Юри не двигался.