Артур Порджес - Рассказы

Еще никогда враг не подбирался к нему столь близко, и пока он лежал, тихо вздрагивая от обессиленного плача и едва различимых, бессвязных фраз благодарности и признательности судьбе, в приближающемся рассвете чудесного утра постепенно стали проступать то четче вырисовывавшиеся, то снова расплывавшиеся очертания знакомых предметов. Вся его одежда промокла от пота; сердце нестройно подрагивало, но снаружи, из сада, доносилось все более громкое чириканье вьюрков, хотя теперь он уже не спал — и был в безопасности.

Едва осознав это, он почувствовал, как его захлестнула мучительная от своей безудержной мощи волна облегчения, и он позволил себе безмятежно разметаться на смятых простынях.

— Это все вчерашняя проклятая жирная пища, — пробормотал он себе под нос. — Не надо было даже прикасаться к ней…

И тут же замер, отказываясь верить в чудовищный кошмар. Что это? Чьи тяжелые шаги ступают там, в холле?

Что-то шло по коридору, приближаясь к дверям спальни, и сердце его вдруг забилось в унисон звукам чуть поскрипывающих половиц.

В следующее мгновение раздался оглушительный треск, и массивная дверь разлетелась прямо по центру, словно была сделана не из дерева, а из мокрой картонки. Волосатая лапа, на которой отчетливо прорисовывались тугие мускулы, яростно протиснулась в проломанное отверстие и принялась ощупывать пространство перед собой.

Он закрыл глаза. Грохот сердцебиения нарастал в безумном крещендо. Забравшись под одеяла, съежившись подними и цепенея от страха, он почувствовал, хотя, разумеется, ничего не мог видеть, прыжок Барабанщика, опустившего свое грузное тело на его слабо вздымавшуюся грудь.

От этого внезапного соприкосновения с грубым и лохматым существом биение его сердца замерло, словно подчинившись повелительному взмаху руки невидимого регулировщика жизненного движения. Какое-то бесконечно долгое мгновение он чувствовал усевшееся у него на груди существо и ощущал теплое зловоние его дыхания, вырывавшегося из угрожающе подрагивающих ноздрей.

Из этого второго сна, который, казалось, обманным путем перенес чудовище в его реальный мир, спасения уже не было. Две пучины — одна черная и холодная, а другая пурпурная и теплая — внезапно нахлынули на него, словно вступив между собой в безмолвную и бесполезную тяжбу. Он осознал — правда, уже слишком поздно — что именно уселось ему на грудь, но знание это пришло вместе с окончательным воцарением торжества темноты, ввергнувшей его в ночь, конца которой не было и никогда не будет.

Обнаружили его в то же самое утро. На груди его, аккуратно вобрав когти и мягко урча, покоился большой персидский кот Белшазар, который мирно дремал в теплых лучах солнца, освещавшего перекосившееся от невыносимой боли лицо его хозяина.

Врач поставил диагноз — тромбоз сердечной мышцы. Это действительно означало смерть.

Это была самая большая и сложная машина изо всех, когда-либо созданных человеком, только комплекс — вспомогательные сооружения — занимал целых два квартала, уходя на сотни футов в глубь земли. В сердце находились пятьдесят огромных электронно-вычислительных машин. Каждую тысячную долю секунды они должны были решать тридцать тысяч частных дифференциальных уравнений. Энергия, которая требовалась этой машине, чтобы успешно работать с массой в М фунтов, определялась широко известной формулой: Е=МК 2.

И при этом не была, как в уравнении Эйнштейна, скоростью света; но она, тем не менее, составляла настолько большую величину, что только один источник энергии мог использоваться в данном случае — термоядерная реакция, основанная на слиянии ядер водорода.

Проектирование машины и разработка теории ее эксплуатации заняли тридцать лет, сооружение — еще десять. Она обошлась в три миллиарда долларов, и эта сумма должна была быть погашена тринадцатью странами в течение ста лет.

Как и атомную бомбу, эту машину нельзя было испытать по частям; лишь полная, окончательная сборка позволила бы установить, чем закончится все предприятие: успехом или провалом.

В нужный момент планировалось использовать образец массой в 1 миллиграмм. Это была самая большая, сложная, дорогостоящая, очаровательная и опасная машина, которая когда-либо была построена. А двое людей решили разрушить ее. Для этого им пришлось бы высвободить большое количество термоядерной энергии. Это был единственный выход в сложившихся обстоятельствах. Решение было принято скрепя сердце. Возможно, следовало бы связаться с властями в Вашингтоне, поскольку машина, хотя и была продуктом международного сотрудничества, территориально размещалась в Калифорнии; однако это было опасно, учитывая острую нехватку времени. Бюрократическая робость вполне могла бы послужить причиной роковой задержки. Поэтому, зная все возможные последствия, двое ученых сделали то, что, по их мнению, следовало сделать. Машина вместе с несколькими блоками вспомогательного оборудования, включая уникальные компьютеры, испарилась. Сами они спаслись на скоростном самолете.

Судья Кларк.Откуда этот человек мог знать правила эксплуатации машины, в то время как она никогда не испытывалась?

Доктор Карнот.Теория широко обсуждалась во многих научных изданиях и даже в научно-популярных журналах. Он же был разносторонним специалистом. Кроме того, вовсе необязательно было понимать теорию; в ней могли разобраться не более 40–50 человек во всей стране. Он, должно быть, видел многочисленные фотографии приборов управления. Процедура запуска машины очень проста; любой инженер может управлять нониусом.

Судья Кларк.Думаю, вам следует рассказать суду обо всем, что произошло, с самого начала. Ваша непонятная скрытность вызвала множество домыслов. Вы понимаете, что, если будете признаны виновным, то предстанете перед уголовным судом ООН.

Доктор Карнот.Да, Ваша честь. Я понимаю.

Судья Кларк.Очень хорошо. Продолжайте.

Доктор Карнот.В тот вечер на объекте не было никого, кроме нас с доктором Кентом. Совершенно случайно мы решили проверить кое-какие мелкие неполадки в токоподводящих шинах. К нашему удивлению, когда мы зашли на пост управления, машина работала.

Судья Кларк.Как вы определили, что машину кто-то использует?

Доктор Карнот.Мы с доктором Кентом были невероятно поражены. Из показаний приборов мы поняли, что этот человек, кто бы он ни был, задействовал колоссальное количество эргов — то есть, энергии. Во много раз больше, чем осмелились бы использовать мы за многие месяцы. (В этот момент вставил свой вопрос сенатор Кинг.)