Виктор Бриджес - Атлантида под водой. Человек ниоткуда

Вдруг, к моему великому удивлению, в комнату бесшумно вошла молодая девушка. Она была бледна. Спущенные поля шляпы наполовину скрывали ее лицо, но даже в зеркале я мог заметить, что она поразительно хороша. Она на миг остановилась, а затем очень осторожно вынула из-под длинного плаща маленький револьвер и прицелилась мне прямо в затылок.

Я, очевидно, упал в тот самый момент, когда она выстрелила. Звука не последовало, но я почувствовал колебание воздуха от сильного взрыва. Пуля вошла в доску бюро, как раз на той линии, где секунду назад находилась моя голова.

Это было проделано весьма ловко, но я совсем не жаждал повторения. Вмиг я перебежал комнату и схватил девушку за руку. Она и не пыталась сопротивляться. Она выронила револьвер, как только я до нее дотронулся, и стояла передо мной с широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Свободной рукой я поднял оружие: это был воздушный пистолет, которым можно с расстояния в двадцать ярдов убить человека. Пистолет я положил в карман и, выпустив руку девушки, отошел на несколько шагов. — Не угодно ли присесть? — сказал я любезно. На мое предложение она реагировала совершенно неожиданно: с тихим стоном закрыла руками лицо и, покачнувшись, мягко упала на пол.

"Вот это уж скверная история", — подумал я. Все же я не мог ее так оставить, нагнулся, поднял и на руках отнес на диван.

До сих пор действие разыгрывалось так быстро, что у меня не было времени на размышление. Но тут вдруг мне пришло в голову, что лучше запереть дверь, на тот случай, если Мильфорд или кто другой из прислуги услышал выстрел. Я подошел к двери, повернул ключ в замочной скважине и вернулся к тому месту, где лежала моя нежданная гостья.

Первое впечатление от нее в зеркале было не совсем точно. Большая разница существует между миловидностью и красотой, а девушка, лежавшая на диване, была прекрасна, как греческая статуя.

Мой жизненный опыт был достаточно разнообразен, но данное положение казалось из ряда вон выходящим. Я решил, что прежде всего нужно привести девушку в сознание. Налив немного бренди в стакан, я приподнял ее и влил несколько капель сквозь ее сжатые зубы. Крепкий напиток оказал почти мгновенное действие. Легкая краска появилась у нее на лице и, глубоко вздохнув, она открыла глаза.

Когда она увидела, что я ее поддерживаю, она сильно вздрогнула и откинулась назад на диван. Нельзя сказать, что это было особенно лестно для меня, но я решил не обращать внимания.

— Надеюсь, вам теперь лучше? — спросил я с ободряющей улыбкой.

В ответ она взглянула на меня с такой ненавистью и презрением, что я инстинктивно встал с дивана.

— Ну, — сказала она, — что же вы не звоните и не передаете меня полиции?

Она говорила низким, страстным голосом, с легким иностранным акцентом.

Я посмотрел в упор в ее возмущенные глаза. — Я принципиально против полиции. Кроме того, я не знаю, что ей тут делать. В конце концов вы только испортили бюро!

Не успела она ответить, как послышались шаги на площадке, а затем кто-то тихо постучал в дверь.

— Кто там?! — вскрикнул я.

Из-за дверей раздался извиняющийся голос Мильфорда.

— Это я, сэр. Мне послышалось, что в вашей комнате что-то упало. Я пришел посмотреть, не могу ли быть полезен.

Сперва я колебался, затем подошел к двери и открыл ее так, чтобы он не мог видеть происходящего в комнате.

— Спасибо, Мильфорд, это пустяки. Я чинил воздушный пистолет, курок неожиданно спустился и попорчена доска бюро. Вы посмотрите ее завтра утром. Кстати, был здесь кто-нибудь в мое отсутствие?

— Никак нет, сэр.

— Возможно, что я выйду опустить письмо, — прибавил я, — так что, если вы услышите шаги, не подумайте, что это грабитель. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр.

Я прикрыл дверь, прислушался к тому, как удаляются шаги моего верного слуги, затем закрыл дверь на ключ и вернулся к посетительнице.

— Может быть, вы отдадите мне американский ключ, пока вы не забыли?

Она вскочила и посмотрела на меня, как прекрасный затравленный зверь. Плащ упал с ее плеч, и выступили изящные, точеные формы, обрисованные узким черным платьем. К кушаку был пристегнут кожаный мешочек. Она вынула из него ключ и, ни слова не говоря, швырнула его на диван.

— Благодарю вас. И, если это не нескромный вопрос, позвольте вас спросить, почему вам так хотелось меня застрелить?

Она бросила на меня взгляд, в котором было и отвращение, и удивление.

— Вы притворяетесь, что ничего не знаете? — спросила она презрительно.

Я покачал головой.

— Клянусь честью, не имею ни малейшего понятия. Ее губы очаровательно дрогнули, и она встала во весь рост.

— Я Мерчиа Солано, — сказала она.

Я поклонился.

— Прелестное имя, но при данных обстоятельствах слегка неуместное [3] Mercia по-испански означает милосердие. .

— А вы умеете шутить! — крикнула она с горечью. — Вас правильно назвали сатиром из Кулебры.

— Вот как! — сказал я. — Вы меня смущаете. Я и не думал, что люди могут так льстить. Но что же я сделал, чтоб вызвать к себе столько внимания?

— Что вы сделали?! — Ее руки судорожно сжались, а грудь высоко поднималась и опускалась от возмущения. — Вы спрашиваете, что сделали вы, когда трава еще не успела покрыть могилу моего отца?!

Закрыв лицо руками, она зарыдала.

Должен сказать, что в эту минуту я почувствовал себя невероятным грубияном и от всей души проклинал Норскотта.

— Вы можете верить мне или нет, как вам угодно, — сказал я, — но я так же причастен к смерти вашего отца, как вы сами.

Она перестала плакать и, открыв лицо, дико на меня посмотрела.

— О!.. Как вы можете так говорить? Зачем вы лжете? Ведь я стояла около него, когда его застрелили. Посмотрите!..

Она отвернула рукав и обнажила руку почти до плеча, указав на глубокий шрам, резко выделявшийся на ее белой коже.

— Вот след от вашей пули, а вы еще осмеливаетесь лгать мне в глаза. Кто же вы, человек или дьявол?!

Она снова упала на диван в порыве отчаянного горя.

— Взгляните на меня, — сказал я ей серьезно. Она подняла голову.

— Похож ли я на человека, который лжет? — проговорил я резко. — Клянусь именем моей матери и всего, что мне дорого, что я ни в коем случае не виновен в смерти вашего отца. В данный момент я вам ничего больше сказать не могу. Но, положа руку на сердце, могу вас уверить, что это — сущая правда.

Крайне серьезный тон моих слов, по-видимому, оказал свое действие. В ее глазах, устремленных на меня, появилась тень сомнения.

— Я… я тогда не понимаю, — сказала она слабым голосом. — Гуарец… — и голос ее оборвался.

Меня осенила мысль, что Гуарец — джентльмен, о котором не мешает знать более подробно. Но девушка упрямо стиснула губы и не хотела продолжать начатой фразы.