Братья Стругацкие - К вопросу о циклотации [сборник, litres]

Алексей взялся откупоривать бутылки, веселый пилот проиграл партию и начал вскрывать консервы, Бирский, схватившись за волосы, повис над доской, окончательно погибнув для общества, как отметил Вальцев, повеселевший и взмыленный Андрей Цицин громко мечтал о закуске…

Выйдя в широкий низкий коридор, Алексей Петрович схватился горстью за подбородок и задумался. Собственно, как будто ничего страшного не произошло. Любой на его месте принял бы предложение участвовать в такой экспедиции за честь.

Венера… Что она собой представляет? То, что проходили когда-то в школе, давно забылось. Хорошо бы найти энциклопедию и посмотреть. Пока ясно только, что там есть пустыни. Но до чего все это неожиданно! Всего несколько часов назад ему вручили предписание и выразили надежду, что и на этот раз он оправдает доверие… Интересно, знало ли начальство, на что его посылают? Алексей Петрович принялся вспоминать, и ему стало казаться, что генерал действительно смотрел на него как-то по-особенному, значительно, и пожал ему руку с особым чувством. Но если там было все известно, то почему его не предупредили? «Я бы не вел себя таким идиотом у Краюхина», – подумал Алексей Петрович. Венера, Венера… Говорят, эти межпланетные путешествия – чертовски трудное дело. Нужна особая сноровка, здоровье, хладнокровие. А работа на далеких планетах и того труднее. Но раз Краюхин выбрал его, значит, уверен, что он справится. Краюхину со стороны, безусловно, виднее. Тем более что от него, Алексея Петровича, потребуется только его обычная деятельность. Интересно, что Краюхин имел в виду, когда говорил об обычной деятельности? Ремонт и вождение машин? Скорее всего, просто привычка работать в пустыне. И в конце концов, все эти межпланетные путешественники такие же люди, как он. Раз могут они, сможет и он.

Алексей Петрович оставил подбородок и взялся за нос.

Мимо прошла хорошенькая девушка в белом платье, мельком взглянула на него и не удержалась – улыбнулась. Да, надо послать в Алма-Ату телеграмму, что командировка будет очень длительной. Жаль, нельзя повидаться перед экспедицией. А что бы это дало? То, что не смог сделать за два года, не сделаешь за пару часов. Ну и ладно. Предоставим все судьбе. Когда он вернется… (В памяти возникло фото из какого-то иллюстрированного журнала: герои безграничных пространств вернулись из космического рейса – цветы, улыбки, поднятые для приветствия руки…) Так вот, когда он вернется, то возьмет отпуск и поедет в Алма-Ату. Он подойдет к одному дому, нажмет кнопку звонка – один длинный и один короткий – и тогда… Алексей Петрович сердито потряс головой и решительно двинулся вдоль коридора. У лифта он остановил рослого красивого человека в легком изящном костюме и спросил, где находится столовая.

– Столовая? – протянул тот, окидывая Алексея Петровича внимательным взглядом. – Столовая на шестом этаже. Но она сейчас закрыта. Вы кого-нибудь ищете?

– Почему ищу? – удивился капитан. – Я… Мне нужно пообедать, только и всего.

– Хм… Тогда вам лучше идти в ресторан. Это напротив, через улицу. Этажом ниже есть буфет межпланетников, но посторонние у нас обычно не обедают. Всего наилучшего.

Прежде чем ошеломленный таким тоном и словами Алексей Петрович успел что-либо сказать, человек в изящном костюме повернулся и, не торопясь, пошел прочь.

– Вот нахал, – подумал вслух Алексей Петрович. – Да еще и франт вдобавок. Пижон.

И хотя он тут же вспомнил, что красавец этот, вероятно, межпланетник, то есть один из тех героев, которых фотографируют и встречают с цветами или хоронят в мрачных ледяных пропастях бесконечного пространства, а потому имеет какие-то основания смотреть на простых смертных несколько свысока, никакого желания найти оправдание поведению «пижона» у него не появилось.

Буфет межпланетников оказался огромным светлым залом, ослепительно чистым, прохладным и шумным. За столиками группами по два-три, а кое-где и по пять-шесть человек сидели мужчины и женщины, пожилые, молодые и даже совсем юные.

Алексей Петрович сразу же отметил с любопытством, что многие из них носят темные очки. Некоторые были значительно бледнее, чем это полагается в такое время года. У других был очень усталый вид, они ели молча, поспешно и сразу же уходили.

Алексей Петрович облюбовал себе столик у раскрытого окна и, когда официантка приняла заказ (безо всяких возражений, вопреки его тайным опасениям) и ушла, стал осматриваться.

По-видимому, перерыв заканчивался. Большинство обедавших допивали компоты и соки, оставляли деньги и уходили. Зал быстро пустел, становилось тише, и тогда Алексею Петровичу стало слышно, что говорили за соседним столиком. Там расположились четверо. От Алексея Петровича их отделяла тумбочка с большим фикусом, и он мог незаметно разглядывать и слушать их, потому что и их разговор, и их наружность, и манеры сразу привлекли его внимание, напомнив о совете Краюхина «посмотреть и послушать». Люди эти, по-видимому, тоже только что пообедали и теперь сидели и курили над стаканами светлого вина. Говорили они довольно громко, не стесняясь, как люди, привыкшие чувствовать себя здесь как дома. Скоро Алексей Петрович знал их всех по именам. Место слева занимал худощавый сутулый человек лет сорока, с нездоровым, землистого цвета лицом. Его называли Петей и Петром Васильевичем. Напротив него сидел Михаил Иванович, румяный толстяк в голубой шелковой рубашке с короткими рукавами, открывавшими его белые, полные, как у женщины, руки. Рядом с Михаилом Ивановичем, придерживаясь за его плечо, покачивался на стуле смуглый, обритый наголо парень, непрерывно куривший папиросу за папиросой. Звали его Гришей, и, когда к нему обращались, он медленно задумчиво улыбался, прекращая свое покачивание, и наклонялся к столу. Спиной к Алексею Петровичу сидел Федя. Фикус почти полностью скрывал его, но его низкий хриплый голос был слышен хорошо.

Говорил Петр Васильевич, устало помаргивая и глядя то в свой стакан, то на собеседников, а те внимательно слушали, изредка вставляя короткие замечания.

– …Но вот в чем дело: горючего оставалось в обрез. Воронин подумал и говорит: «Пристраивайся так, чтобы держаться на высоте километров в триста от поверхности и идти по круговой орбите». Дал координаты, посмотрел на меня. «Не сорвешься?» – спрашивает. Я отвечаю, что постараюсь не сорваться, а сам думаю: «Какая же это у нас будет скорость?» Да…

Ну пошли мы, Воронин считал, что они погибли где-нибудь в скалах западнее Ледяного Плато. Ты, Гриша, водил туда картографов и, должно быть, помнишь эти места.