Робер Мерль - БСФ. Том 17. Робер Мерль [«Разумное животное»]

— Отпускайте! — крикнул Морли, и лицо его исказилось от волнения.

Дрессировщики разжали руки. С полсекунды дельфин не двигался, затем сделал хвостом невероятной силы движение и рванулся, словно его катапультировали. Примерно на метровой глубине он мчался в морской простор. И секунды не прошло, как Си потерял его обтекаемое тело из вида, но буй, который дельфин тащил за собой, подпрыгивал на воде и обозначал его путь. Оранжевый цвет резко выделялся на темно-голубом фоне океана.

— Несется, как стрела, — проговорил Си.

— Он может выжать и больше, — с гордостью сказал один из дрессировщиков. — Ему мешает буй.

Морли не говорил ни слова. Буй подскакивал на водной глади, а Морли, сжав губы, встревоженно вглядывался, как с каждой секундой он удаляется все дальше.

— Этот малый рад порезвиться, — заметил Си. — На его месте и я бы потерял голову. А на вашем — начал бы беспокоиться.

Морли ничего не ответил.

— Включать? — нервно спросил один из дрессировщиков.

— Включайте, — приказал Морли.

Дрессировщик опустил звонок в воду и включил его. Прошла долгая секунда, потом оранжевый буй замедлил ход, поплыл зигзагами — казалось, он колеблется, — и повернул к берегу. Билл возвращался к земле.

— Удалось, — глухо произнес Морли.

Наступила тишина. Си, Морли и дрессировщики не отрывали глаз от оранжевого клубка. Зачарованные, они смотрели, как он подскакивал на мелкой зыби океана, пока дельфин на полной скорости возвращался к обществу людей.

Через две секунды смеющаяся, лукавая морда Билла появилась примерно в метре от дрессировщика, и тот дал ему рыбу.

— Поднимайте его, — облегченно вздохнул Морли. — На сегодня хватит.

Си взглянул на него. Морли выглядел усталый и счастливым.

— Пойдемте, — обратился он к Си. — Приглашаю вас в кафетерий. Теперь я с удовольствием выпью.

— Разрешите задать вам один вопрос, — начал Си, невольно идя в ногу с Морли. — Как вы думаете, почему он вернулся? Да, почему он вернулся, а не выбрал свободу, что в конце концов было бы естественно для живущего в неволе животного? Я знаю, вы скажете, он вернулся потому, что его поведение было обусловлено звонком и рыбой. Но когда речь идет о столь разумном животном, как дельфин, подобное объяснение не совсем удовлетворяет. Билл вполне мог сообразить, что рыбы в море вдоволь и он не нуждается в вашей…

Морли серьезно посмотрел на Си.

— Я сам задаю себе этот вопрос, мистер Си. И вот мой ответ: дельфин — общественное животное, а не одиночка. В море он живет в семье, и эта семья составляет часть вполне определенной группы дельфинов, владеющей в море территорией, за пределы которой она, вероятно, никогда не заплывает, с иерархией отношений, с организацией. Представьте, что мы «потеряли» бы Билла в нескольких километрах от берега. Куда бы он делся?

— Он мог бы попытаться найти другую группу.

— Это было бы не так просто. И он далеко не уверен, что уживется с ней.

— Понятно.

— А здесь, в Пойнт-Мугу, он прижился, им занимаются, его кормят, играют с ним, он нас знает.

— Вы полагаете, он вернулся потому, что у него установились с вами эмоциональные связи.

— Да, — ответил Морли. — Именно это я и имею в виду. Теперь его семья — мы.

«Из Вашингтона в Лос-Анджелес, из Лос-Анджелеса в Майами, из Майами в Сиэтл — какой абсурд, какая чудовищная трата времени, сил, денег, серого вещества только потому, что эти сволочи захотели поиграть со мной в прятки! Неделю, целую неделю бороздить из конца в конец Американский материк, бросаться из самолета в самолет, из отеля в отель, из одного исследовательского центра в другой, для того чтобы с трудом, по крохам собрать сведения, которые они могли бы сообщить мне менее чем за час. По правде говоря, джентльмены, я всесторонне обдумал этот ваш „блестящий образец поверхностного анализа“ и убедился в вашей беспредельной глупости. Ведь теперь, когда я влез в ваши дела, я не скоро вылезу из них. Я узнаю все, включая родословные ученых, имена которых вы, как вам кажется, так хитро скрыли от меня. Я буду знать их как облупленных, ваших дорогих ученых, мне не понадобится и полугода, чтобы выудить всю их подноготную. И вы, мастера поверхностного анализа, кое-что поймете, вам будет плохо, пожалеете, что на свет родились. Отныне стоит вам лишь пальцем пошевельнуть — мне станет известно, поднимете пресс-папье — и об этом я буду знать. Вы будете просвечены, разложены, отравлены, обработаны так, что вы и сами не почувствуете, кто тут распоряжается — вы или я».

— Мистер Си? — раздался позади чей-то голос.

Си обернулся.

— У. Д. Хагаман.

Си пожал протянутую руку.

Перед ним стоял Хагаман, высоченный, с узенькими плечами, с невероятно длинной шеей, с голубыми, тусклыми, безжизненными глазами, с вытянутым бледным лицом, таким узким, что казалось, у него всего два измерения. Едва Си отпустил руку Хагамана, как она скользнула вдоль тела, нашла за спиной левую руку, вцепилась в нее и больше не двигалась.

— Мистер Си, — с места в карьер начал Хагаман, словно, назвав свое имя и пожав руку, он тем самым исчерпал все, что с его точки зрения следовало уделять человеческим взаимоотношениям, — вам, конечно, известно, что такое сонар?

Си улыбнулся с простецким видом:

— Это, наверное, та штука на наших кораблях, что обнаруживает вражеские подлодки?

Напускать на себя простецкий вид оказалось напрасным делом. Хагаман не смотрел на него. Си для него просто двуногое с ярлыком «Си», ничего больше.

— Точнее, — продолжал Хагаман. — это прибор, издающий под водой ультразвуки. Звуковые волны, как эхо, отражаются погруженными в воду предметами и затем регистрируются прибором. Так как скорость звука в воде известна, электронный счетчик сразу же определяет форму находящегося в воде препятствия и расстояние до него. Учтите, что этот прибор вместе с электронным счетчиком тяжел и сложен и показания его не всегда точны из-за наличия в воде рассеивающих волн, которые искажают отражение.

Сцепив руки за спиной, договаривая до конца каждую фразу, сколь бы длинной она ни была, Хагаман произносил слова без единого жеста, без малейшего движения, даже не моргая, его вытянутое неподвижное лицо, как на шесте, торчало где-то высоко на длинной шее, невыразительные глаза уставились куда-то поверх головы Си, губы едва приоткрывались, чтобы пропустить звуки. Он говорил медленно, четко, без единой запинки, словно лекцию читал. Помимо шевеления губ, можно было различить лишь движение его резко выступающего кадыка, находящегося почти на уровне глаз Си.

— Таков промышленный сонар, — сказал Хагаман.

Он сделал паузу.

— Естественный сонар дельфина, — продолжал он тем же медленным, механическим и безразличным голосом, — намного совершеннее. Весит он всего лишь несколько сот граммов, весь помещается в голове дельфина и замечательно точен.