Роджер Желязны - Вампиры пустыни [Том III]

Направив на мумию луч и фонарей и приглядевшись поближе, мы поняли, каким образом она сохраняла вертикальное положение. Ее лодыжки, колени, талия, плечи и шея были прикованы к стене тяжелыми металлическими обручами, такими изъеденными и почерневшими от ржавчины, что с первого взгляда мы не смогли различить их в тени. Странный капюшон на голове даже при ближайшем рассмотрении оставался загадочным. Он был покрыт тонкими, похожими на плесень ворсинками, грязными и пыльными, как старая паутина. В этом капюшоне было что-то необъяснимо отталкивающее и тошнотворное.

— Богом клянусь! вот это настоящая находка! — воскликнул Октав, поднося фонарь к высохшему лицу. Тени, как живые, забегали в бездонных впадинах глазниц, огромных тройных ноздрях и широких ушах, выступающих из-под капюшона.

Все еще поднимая фонарь, Октав протянул свободную руку и легонько дотронулся до тела. Прикосновение было чрезвычайно осторожным, однако нижняя часть бочкообразного торса, ноги, кисти и предплечья внезапно рассыпались в пыль; лишь голова и верхняя часть торса и рук остались висеть в металлических оковах. Разложение, как видно, протекало до странности неравномерно, поскольку оставшиеся части тела не выказывали признаков распада.

Октав смятенно и горестно вскрикнул и принялся кашлять и чихать, когда его окутало облако поднявшейся в воздух коричневой, невесомой пыли. Все остальные отступили назад, уклоняясь от праха. Внезапно, глянув поверх расходящегося облака пыли, я увидел нечто невероятное. Черный капюшон на голове мумии начал извиваться и подергиваться по краям; отвратительно изгибаясь, он упал с высохшего черепа и, падая, стал судорожно сворачиваться и разворачиваться в воздухе. Затем он опустился на обнаженную голову Октава, который, забыв обо всем после гибели мумии, в отчаянии стоял у стены. В этот миг, испытывая глубочайший ужас, я вспомнил о предмете, выползшем из теней Йох-Вомбиса при свете лун-близнецов, том самом предмете, что отпрянул, как порождение сна, стоило мне проснуться и пошевелиться.

Существо облепило голову Октава, как ткань, скрыв под собой его волосы, лоб и глаза. Он испуганно закричал, бессвязно призывая на помощь, и стал бешено срывать с себя капюшон. Все было напрасно; пронзительные крики Октава взмыли безумным крещендо агонии, словно он корчился под каким-то орудием дьявольской пытки; он приплясывал и метался по склепу, со странным проворством ускользая от нас, пока мы пытались схватить его и избавить от чудовищной ноши. Сцена казалась таинственной, как ночной кошмар; и однако, существо, сжимавшее голову Октава, было реальным и, очевидно, представляло собой какую-то неизвестную форму марсианской жизни, которая, вопреки всем законам науки, сохранилась в этих первобытных катакомбах. Мы должны были во что бы то ни стало вырвать Октава из его пугающей хватки.

Мы попытались окружить обезумевшего начальника экспедиции — что в отнюдь не просторном закоулке между последними урнами и стеной, казалось, не должно было составить труда. Но Октав ловко и даже вдвойне ловко, если учесть, что он ничего не видел, бросился в сторону, обогнул нас и помчался прочь, скрывшись среди урн в лабиринте пересекающихся подземных ходов.

— Боже мой! Что с ним случилось? — воскликнул Харпер. — В него будто дьявол вселился!

Обсуждать загадку, разумеется, было некогда, и мы кинулись за Октавом со всей скоростью, какую позволяло наше изумление. В темноте мы потеряли его из виду и у первой развилки остановились, не зная, какой коридор он выбрал. Затем мы услышали пронзительный, несколько раз повторившийся крик в крайнем левом зале. В этих криках звучало что-то потустороннее, неземное; возможно, виной был застоявшийся воздух или особая акустика ветвившихся каверн. Но мне трудно было представить, что подобные вопли могли слетать с человеческих губ — по крайней мере, с губ живого человека. В них звучала бездушная, механическая агония, как будто их издавал труп, ведомый вселившимся в него дьяволом.

Направляя лучи фонарей в качающиеся, неверные тени, мы бежали между рядами громадных урн. Крики смолкли в могильной тишине, но далеко впереди мы уловили легкий приглушенный топот бегущих ног. Сломя голову, мы бросились туда, но, задыхаясь в смрадном, насыщенном миазмами воздухе, вскоре вынуждены были перейти на шаг, так и не догнав Октава. Слабые, затихающие звуки его шагов исчезали вдали, как поступь уходящего в могилу призрака. После и они смолкли, и мы больше ничего не слышали, кроме собственного судорожного дыхания и шума пульсирующей в висках крови, подобного тревожному бою барабанов.

Мы двинулись дальше и у тройной развилки каверн разделились на три группы. Харпер, Халгрен и я углубились в средний проход. Казалось, мы шли без конца, пробираясь по склепам, до потолка заставленным колоссальными урнами, хранившими, должно быть, прах сотен поколений. Не обнаружив никаких следов Октава, мы вышли наконец в огромный зал с геометрическими узорами на полу. Вскоре к нам присоединились остальные, которые также не смогли найти исчезнувшего руководителя экспедиции.

Мне незачем подробно описывать наши возобновившиеся и многочасовые поиски, что привели нас в мириады ранее не обследованных склепов. Мы не обнаружили в них никаких признаков жизни — все они были мертвы. Помню, как я вновь пересек склеп, где видел на потолке темный округлый нарост, и с дрожью заметил, что он исчез. Каким-то чудом мы не заблудились в этом подземном лабиринте и вышли в конце концов к последнему залу с прикованной к стене мумией.

Приближаясь к нему, мы услышали размеренный, повторяющийся лязг металла — тревожный, загадочный звук, как будто вурдалаки колотили молотками по какому-то забытому саркофагу. Когда мы подошли ближе, свет фонарей открыл нам зрелище, в равной степени необъяснимое и неожиданное. Рядом с тем, что осталось от мумии, спиной к нам стояла человеческая фигура; голову ее скрывал раздутый черный предмет, напоминавший по размерам и форме диванную подушку. Октав бил в стену заостренным металлическим стержнем. Мы не знали, как долго он находился здесь и где нашел этот стержень. Под его яростными ударами глухая стена осыпалась грудой щебня и окаменевшей известки, обнажая маленькую узкую дверцу, сделанную из того же загадочного материала, что и урны с курильницей.

Пораженные, обескураженные, донельзя озадаченные, мы безвольно застыли на месте, не в силах что-либо предпринять. Все казалось слишком фантастическим и ужасным, и было ясно, что Октав действовал под влиянием некоего безумия. Я ощутил сильный приступ внезапной тошноты, когда опознал омерзительное существо, которое охватило голову Октава и свисало жуткой опухолью ему на шею. Я боялся даже предположить, почему оно так раздулось.