Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

В самом конце глухой крытой галереи меня втолкнули в резко растворившуюся дверь, и я оказался в огромном кабинете со стеллажами, заставленными бесчисленным количеством книг и скульптур. В центре этого интеллектуального рая, за круглым столом, символизирующим центр кабинета, а может, и Вселенной, сидел Норман Бестлер, с самым сердечным видом поднявшийся мне навстречу.

- Неожиданно? - спросил он меня, явно забавляясь эффектом.

Не ожидая приглашения и не отвечая, я сел. Это его ничуть не задело. Минуты две он с любопытством изучал меня, потом потряс сжатой в руке кипой газетных вырезок:

- Догадайтесь, что это?

- Я устал от догадок.

Он рассмеялся:

- Отдохнете! Успеете отдохнуть!.. Это ваши обзоры, Маркес! И знаете… Кое-что мз них запоминается! Немногое, правда, но это уже не ваша вина. Газета, как правило, живет один день, хотя и рассчитана на миллионы читателей. Миллионы! Возможно, это и есть компенсация всего одного дня жизни!

Он ни на секунду не спускал с меня цепкого взгляда.

- Мне не сразу сообщили о вашем появлении, Маркес. Отсюда и несчастный случай с водителем «джипа». Это был нечистоплотный человек, надеюсь, вы его не жалеете. Я рад, что присматривал за вами мой человек- Верфель. Он вовремя принял меры. На ваш взгляд, они, возможно, слишком жестоки, но иначе нельзя.

От добродушия Бестлера не осталось и следа. Он смотрел на меня в упор, и мохнатые брови медленно двигались над глазами.

- Нелегко, Маркес, определить судьбу человека. Такие люди, как вы, излишне экспансивны, чувствительны. Это плохо. Это требует контроля, особенно в местах, закрытых для людей из остального мира. Мне сразу посоветовали вас убрать.

- Убрать?! - не выдержал я.

- Да,- повторил Бестлер.- Убрать. Но я не согласился с этим мнением. Я хорошо помню наши встречи, ваши книги и интервью. Сам господь озаботился тем, чтобы свести нас снова. Обратного пути у вас нет. Волею обстоятельств вы доставили нам пароль от людей, работающих на нас в остальном мире. Час пришел! Не без вашей помощи, Маркес, мы приговариваем почти треть человечества к очищающему сожжению. Да, да, сожжению!.. Захотите ли вы, подумал я, вернуться в мир, который вы невольно предали? Да и что вам делать в каменных пещерах, среди людей, лишенных тени естественности? Вы сами по себе - лжец, убийца, потребитель. И если, Маркес, лучшие среди вас таковы, то что говорить о худших? Ваш мир, я называю его остальным миром, обречен! В самом ближайшем будущем он подвергнется очистительной операции. Но это будут не костры славянских раскольников, и не антисанитарная чистка инквизиции, и не то, чем занимались люди третьего рейха! - он торжествующе усмехнулся: - Далеко не то! Третий рейх и про-играл-то потому, что уничтожал противников вручную и непосредственно. А ничто так не отталкивает людей от идеи, как ручной труд. У нас, Маркес, будет иначе. У нас ножом станет Солнце. У нас умирающие будут покрываться красивым загаром, не понимая, что это и есть смерть. Только так, смертью, можно остановить человечество, обманувшее себя тем, что так долго называлось техническим прогрессом… Зачем, Маркес,- вкрадчиво спросил Бестлер,- поощрять развитие науки и техники, если они и так проникла во все области жизни? Человечеству необходим отдых! Человечество нуждается в неторопливом развитии, в естественном развитии, Маркес! Вы знаете, куда вас привела спешка. Даже пищу свою вы превратили в отраву. Вы так заразили землю, воду и воздух, что с белым хлебом глотаете перекись бензола, с маслом - пестициды, с яйцами- ртуть и линдан, с джемом - бензойную кислоту и пербораты. Я уж не говорю о маргарине с его антиоксидантами, о беконе и маринадах, начиненных полифосфатами и гексаметилентрамином. Согласитесь, Маркес, если мы хотим видеть внуков не идиотами, за дело браться нужно сейчас!

Довольно улыбнувшись произведенному эффекту, Бестлер продолжил:

- Подумав, я нашел вам место. У нас, в «Сумерках», найдется место любому достаточно талантливому и решительному человеку, а вы нам особенно нужны. Вы ведь знаете, люди органически не умеют прислушиваться к первым приказам. Их надо для начала ошеломить! В конце концов, даже мы не желаем излишних жертв. Вот почему, Маркес, я вернул вам свободу! Да! Да! - заметил он мой недоверчивый взгляд.- Через неделю-две, пройдя специальную обработку, вы вернетесь в остальной мир. Я .рад тому, что ваше имя в нем знают. Продолжайте свой труд и следите, что делается в мире. Время от времени будут рушиться правительства, время от времени будут гибнуть большие группы людей, может, целые народы. Пусть вас это не смущает и не сбивает с толку. Именно тогда вы нам и пригодитесь. Вы станете выступать перед людьми, давая им понять, что никто из тех, кто нам нужен, не будет брошен на произвол судьбы. Мы купим и отдадим вам все крупные газеты. У вас будут радиостанции и телецентры. Вы станете пастырем человечества,

Маркес, а обсерватория «Сумерки» - вашим бичом. По вашим рекомендациям мы будем вскрывать вены неба, уничтожая лишних, только лишних людей. Разве не настала пора вернуть миру его первозданную чистоту, а человечеству - истинную свободу?

- И вы можете принять такое решение самостоятельно?

- Не будьте наивны, Маркес! Один из парадоксов нашего времени в том и заключается, что самые ответственные решения принимает горстка людей. И тайно!.. Вам нужны примеры? А решение форсировать создание атомной бомбы, принятое Англией и Америкой в 1940 году? А решение использовать эту бомбу в 1945? А решение поставить на вооружение межконтинентальные ракеты?..

Я уже не слушал Бестлера. Передо мной будто открылась карта. Нет, не карта, глобус. И не глобус, а земной шар. И он показался мне бедным загнанным животным, защищенным лишь тонким плащом атмосферы, ненадежным тонким плащом. И я видел дыры в этом плаще, и чувствовал жесткое излучение, врывающееся в эти дыры. И мертвые города. Целые мертвые страны. И, наконец, общество, обреченное на «естественное развитие»…

Но мучило меня и еще что-то. Я не мог понять - что? Копался в себе, искал. И когда нашел, ужаснулся самому себе, ибо понял, что, несмотря на унизительность моего положения, несмотря на мой страх, где-то в самой глубине души, в темных недрах своего подсознания, я был польщен предложением Нормана Бестлера!

- Вы устали,- вдруг сказал он.

Я кивнул.

- Отдыхайте,- мягко и понимающе произнес Бестлер.- И пусть музей покажется вам уютным. Там вы в безопасности, так же, как и везде среди нас. И пусть эта мысль поможет вам в выборе.

Я не спал. В мозгу моем рисовались вереницы звездных миров. Они пульсировали, как живые, извергая энергию бесконечно огромную, и жесткий звездный ветер мчался к Земле, к ее тонкой, к ее такой ненадеж-ной атмосфере, под которой Бестлер и Борман ожидали своего часа, чтобы проткнуть ее и впустить в мир красивую, покрытую нежным загаром, смерть… Да, им не нужны были табун, зарин, зоман, монурон, инкапаситанты, вызывающие кашель, ожоги, слезотечение, паралич, мигрень, сумасшествие, им не нужны были грохочущие, пропахшие бензином и смертью, танки, им не нужны были виселицы и ракеты. У них был свой нож - Солнце! И когда я подумал, что Бестлер, по непонятным причинам, выделил из многих именно меня, мне стало страшно.