Мадлен Л’Энгл - Большие воды [litres]

Спросить у звезд? Но это не поможет избавиться от комка в горле. Сэнди медленно брел по песку. И врезался большим пальцем в камень, прячущийся под песком. Громко охнул. Зашагал дальше.

Лев теперь неподвижно лежал на скале и бдел. При приближении Сэнди он насторожил уши.

На горизонте появился легчайший отблеск розового. Звезды начали тускнеть. В кронах деревьев просыпались птицы. Сэнди показалось, будто он слышит сонную болтовню обезьян. Он повернул к оазису. Он не мог больше оттягивать возвращение.

Сэнди шел, повесив голову, смотрел на свои ноги, шагающие по песку. Он не заметил раздавшихся позади звуков. Внезапно ему на голову накинули какую-то гадость, ослепив его. Потом сшибли с ног и грубо подхватили. Два человека куда-то понесли его. Вонючую шкуру на голове крепко прижали ко рту, не давая ему закричать. Сэнди пытался вырваться, но удар в живот вышиб из него дух, а потом в руку вонзилось что-то острое.

Иалит выбралась из шатра и ускользнула прочь – к пустыне, к скале, на которой лежал огромный лев. При ее приближении лев спрыгнул со скалы, а девушка подбежала к нему, обхватила за могучую шею и разрыдалась так, что ее слова сделались почти неразборчивы:

– Дедушка Ламех умирает!

Ее слезы капали на львиную шерсть.

Когда плач ее иссяк, огромный кот осторожно слизнул ей слезы с лица. Потом они сидели – Иалит устроилась между передних лап – в молчаливом единении.

Звезды вели свой медленный танец, тускнели. Ни лев, ни девушка не шевелились. Но Иалит, прислонившись к могучей коричневато-рыжей груди, слушала, как сердце льва бьется в унисон с тихой песней звезд, и постепенно к ней возвращался покой.

Деннис сидел у шатра дедушки Ламеха, на корне старой смоковницы. Хиггайон лежал у его ног. Никто из них не двигался. Над ними молчали звезды.

В шатре Ной поддерживал отца в сидячем положении, чтобы старик мог дышать.

– Сын мой, – прошептал Ламех. – Ты был благословением для меня и нашей земли…

Слезы тихо катились по щекам Ноя и прятались в бороде.

– Я был глуп и упрям…

У его отца вырвался негромкий смешок.

– Я же не сказал, что ты не человек. Но ты слушаешь Эля?

– Я пытаюсь, отец. Я пытаюсь.

– Эль сказал мне, что через тебя благословит…

Дыхание старика пресеклось.

– Тише, отец. Не пытайся говорить.

– Это наш… последний…

– Я слушаю, отец. Тебя. И Эля.

– Ты сделаешь то, что…

– Да, отец. Я сделаю то, что Эль мне велел.

– Как бы…

– Как бы странно это ни казалось.

– Иалит…

Слезы Ноя хлынули сильнее.

– Ох, отец, я не знаю.

– Никогда не бойся. – На мгновение голос Ламеха сделался сильным и зазвучал подобно голосу серафима. Потом сила иссякла, и он закончил слабым шепотом: – Эль позаботится…

– Отец. Отец. Не уходи.

– Не удерживай меня, сын мой… сын…

Слезы Ноя текли дождем.

– Наши дорогие близнецы…

– Что, отец?

Старик ахнул, а потом улыбнулся, удивленно и радостно, так лучезарно, что в темном шатре словно бы посветлело. Или это молния вспыхнула и осветила улыбку?

– Отец! – вскрикнул Ной. И снова: – Отец! – А потом рыдания его хлынули на сухие пески пустыни подобно волнам.

Звезды не пели. Небо безмолвствовало. Хиггайон сел и насторожил уши. Деннис поднял голову, и ему показалось, что звезды приглушили свет.

И внезапно пред ним встал серафим в своем сиянии, и звездный свет снова озарил его поднятое к небу лицо.

Иафет с Оливемой на свой лад несли бдение о дедушке Ламехе. Они ушли в пустыню, к их любимому камню, и там молча сидели, держась за руки.

Наконец Иафет произнес:

– Хвала Элю, что мои отец и дедушка помирились. Было бы куда труднее вынести это, если бы…

Оливема улыбнулась:

– Два упрямых старика. Да, так гораздо лучше. Мы должны благодарить за это Деня.

– Это был счастливый час, когда я встретил их в пустыне, наших молодых великанов. Они хорошо заботились о дедушке.

Оливема вздохнула:

– Мы будем скучать по нему. Иалит в особенности. Она была более всех нас близка с ним.

– Это правда. – Иафет поддерживал рукой курчавую голову жены. – Но отец сказал, что это к лучшему, что смерть пришла за ним сейчас. Он слишком стар и слаб, чтобы выдержать путешествие.

– Какое путешествие? – спросила Оливема.

Взгляд Иафета сделался необъяснимо несчастным.

– Ох, милая, это как раз то, что я обещал тебе рассказать. Отец сказал, что Эль велел ему сделать странное. И что он получил очень своеобразные указания.

– Какие указания?

Судя по голосу, Иафету было сильно не по себе.

– Это вправду очень странно, жена моя. Эль велел моему отцу построить лодку, ковчег.

Оливема, которая до этого сидела, прислонившись к мужу, резко выпрямилась:

– Ковчег? Посреди пустыни?

– Я же сказал, что это очень странно.

– А он не мог ошибиться?

– Кто, Эль?

– Не Эль. Твой отец. Мог ли он неправильно понять указание Эля?

Иафет покачал головой:

– Он говорил очень уверенно. Он сказал, что Эль еще поведал дедушке Ламеху про грядущее.

– Ковчег. – Оливема задумчиво сдвинула темные брови. – Ковчег в пустыне. Это бессмысленно. А остальным твой отец сказал?

– Еще нет. – Иафет притянул Оливему обратно к себе. – Он сказал, что они будут смеяться.

– Будут, – согласилась Оливема. Но сама смеяться не стала.

– Я никогда еще не видел его таким серьезным, – сказал Иафет.

– Из чего следует строить ковчег? – спросила Оливема.

– Из дерева гофер. Ну, хотя бы его полно. А потом надо просмолить его изнутри и снаружи, чтобы он не пропускал воду.

– Какую еще воду?

Иафет промолчал.

Оливема повернулась так, чтобы видеть его лицо.

– Это все как-то не похоже на твоего отца.

– И на Эля тоже, – тихо промолвил Иафет.

Оливема погладила его по лицу:

– Мы не знаем, что похоже, а что не похоже на Эля. Эль – великая тайна.

Иафет рассмеялся:

– Как и большая лодка посреди пустыни!

– Насколько большая? – спросила Оливема.

Иафет раскинул руки:

– Триста локтей в длину, пятьдесят локтей в ширину и тридцать – в высоту.

– Эль вот прямо настолько точно все указал? – с любопытством уточнила Оливема.

– По словам отца – да.

– Не понимаю, – призналась Оливема. – Как жалко, что у тебя не было возможности поговорить с дедушкой!

Иафет покачал головой и вытер слезы.

– А наши близнецы? – спросила Оливема. – Что теперь будет с нашими близнецами?

– Ну, может, они могут и дальше ухаживать за дедушкиным огородом и садами. Но я точно не знаю. Дедушкина смерть – начало больших перемен.

Оливема кивнула:

– В песне звезд слышится разлад.

– Ты это слышишь? – спросил Иафет.

Оливема кивнула:

– Песня изменилась. Да, я это слышу. Но почему смерть дедушки Ламеха должна стать началом перемен? Он очень старый.