Николай Шелонский - В мире будущего

В комнате не было ничего, кроме трех одинаковых деревянных стульев, очень похожих на обыкновенные венские изделия.

- Положительно, - воскликнул Леверрье, - я начинаю думать, что эта постройка принадлежит европейцам и что даже она в сущности весьма недавнего происхождения: иначе как бы сохранились в таком прекрасном виде эти деревянные стулья?

С этими словами он взялся за один из стульев, но мог поднять его лишь с весьма значительным усилием; дерево, из которого он был сделан, оказалось таким твердым, что лучшая сталь не могла сделать на нем малейшей царапины. Словом, это было окаменелое дерево.

- Это дерево, - заметил сэр Муррей, - окаменело, конечно, не само, но приготовлено искусственно. Тем не менее в таком виде оно могло пробыть без всяких изменений целые тысячелетия.

Узкая витая каменная лестница проходила в углу комнаты и вела в верхние и нижние помещения. Решено было осмотреть верхние ярусы.

Лишь только по узкой лестнице ученые поднялись во второй этаж, как сразу стало заметно резкое повышение температуры, особенно ощутительное при переходе с двадцатиградусного мороза.

Неужели здание отапливалось, то есть до сих пор было обитаемо? А между тем что же можно было предположить иначе? Несомненно, высокая температура, доходившая до 10° по Реомюру внутри здания, была повышена искусственно, хотя, вследствие того, что был открыт доступ наружному воздуху, она и падала быстро.

Следовательно, в этом здании надо было искать обитателей.

Но путешественники миновали уже четыре яруса, не находя никаких признаков, которые показывали бы на присутствие живых существ: каждый ярус состоял из комнаты, совершенно схожей с первой; лишь размеры комнаты с каждым ярусом уменьшались.

Но при входе в комнату шестого, верхнего этажа вошедшие остановились в немом изумлении: эта комната представляла из себя устроенную вполне сообразно с новейшими научными требованиями обсерваторию. Площадка, на которой находился великолепный рефрактор, подобным которому не обладала ни одна обсерватория в мире, с помощью чрезвычайно простого механизма приводилась вместе с куполом во вращательное движение. На столе, занимавшем середину комнаты, в порядке были размещены всевозможные инструменты и в том числе шесть великолепных хронометров, остановившихся на одной и той же минуте. Два телескопа были расположены у двух амбразур.

Но все вещи были покрыты тонким слоем пыли, что, очевидно, показывало, что до них давно не касалась человеческая рука.

Кроме того, во всем помещении не было ни малейшего клочка бумаги, никакой надписи, которая свидетельствовала бы о национальности владельцев обсерватории и о времени, когда они покинули свое жилище.

Все инструменты, найденные в обсерватории, будучи в общем совершенно схожи с общеупотребляемыми, отличались от них некоторыми частными усовершенствованиями и, главное, были сделаны из совершенно незнакомого ученым металла; точно так же нигде не было стекла: вместо него была та же прозрачная металлическая масса.

Тщательно исследовав верхние этажи, члены экспедиции снова прошли через комнату нижнего яруса и спустились во внутренность гранитного основания башни. Оставалась еще надежда, что здесь может найтись живое существо, способное разъяснить загадку, или что, по крайней мере, здесь будут найдены какие-либо самодействующе аппараты, служившие для нагревания внутренности помещения.

Иначе чем же можно было объяснить разницу температуры?

Но внутренность громадного гранитного постамента, разделенная на четыре части каменными столбами, поддерживавшими самую башню, была совершенно темна и пуста. Самый тщательный осмотр не открыл здесь присутствия какой-либо надписи и знака.

Таким образом, пришлось допустить одно предположение: что вся постройка была возведена из адиабатного, то есть абсолютно не проводящего теплоту вещества. Таким образом, температура внутри башни не могла бы понизиться до тех пор, пока не разрушилась бы самая башня. Пока, до производства опытов, это предположение принято было как правдоподобная догадка.

Тем не менее присутствие обсерватории, вполне пригодной для занятий, было как нельзя более кстати.

Тотчас было точно определено и место нахождения обсерватории: она находилась, как показали самые точные вычисления, под 87° 1' 22'' северной широты и 60° 19' 14'' восточной долготы от Ферро. Под этой же широтой начинался материк Северного полюса.

Через полчаса «Марс» снова поднялся на высоту пятидесяти метров и понесся над твердой землей, оставляя позади себя открытое море.

Далее к северу равнина постепенно повышалась, кончаясь цепью небольших холмов, за которыми, еще далее, высились вершины гор.

На запад показалось очертание русла другой реки, тянувшейся к морю.

Неужели и это была река-глетчер? Но разве можно было предположить на материке Северного полюса существование рек?

Спор по этому предмету загорелся на палубе «Марса». Яблонский один стоял за то, что обе виденные ими реки были не глетчеры, а просто замерзшие реки.

- Но тогда вы должны допустить, - горячился ученый секретарь Бюссе, - что на материке Северного полюса возможна органическая жизнь! Что здесь умеренный климат!

- Такое мнение, однако, существует.

- А на чем оно основано? На том, что до сих пор не могли найти гнезда глупой птицы - турухтана, а потому и предположили, что она выводит детей на материке Северного полюса.

Почтенный секретарь, хотя был и не прав, назвав незаслуженно турухтана глупой птицей, но несомненно мысль об умеренности климата Северного полюса обязана своим происхождением, в числе прочих причин, и наблюдениям за турухтаном: эти наблюдения показали, во-первых, что турухтан двигается периодически к северу, как только в тех поясах, где он находится, наступает лето; затем, что детей он выводит несомненно на отдаленнейшем севере, так как ни гнезда, ни детенышей его никогда не было найдено. Если же допустить, что эта птица вьет гнезда на материке Северного полюса, то очевидно, что там возможна органическая жизнь, а следовательно, и климат там более умеренный, чем в более низких широтах под 81-82° северной широты.

Тем не менее все предположения об умеренности климата Северного полюса были до сих пор так гадательны, что Яблонский не нашел возражения разгорячившемуся ученому.

Но в это время сам ученый секретарь пришел в неожиданное смущение и тревогу.

- Господа, - воскликнул он, - вглядитесь. Что вы видите там, по течению реки? Я вижу нечто, поражающее меня до такой степени, что я не верю глазам…

А между тем «нечто», так поразившее почтенного мистера Бюссе, было просто великолепным лесом, начинавшемся по обе стороны реки и сплошным синеющим ковром раскинувшемся до самых вырисовывавшихся на горизонте гор.