Орасио Кирога - Вампиры пустыни [Том I]

Я очень слаб. Он опять порвал путы. Хорошо, что это случилось днем — когда он слеп. Его огромные глаза ничего не видят при солнечном свете. Я столько претерпел! Эта черная лихорадка! и это ужасное существо! Я сейчас слишком слаб, и мне не удастся убить его, даже если я захочу. Я должен добраться до дома живым. Скоро — конечно же, скоро — река закончится. О Боже! неужели она никогда не достигнет моря, белых людей, дома? Если он нападет, я удавлю его. Если почувствую, что умираю — удавлю его. Если нам не суждено живыми попасть в Германию, умрем мы оба. Я удушу его своими руками, я зубами разорву его ужасную шею, и наши кости останутся лежать на берегу этой проклятой реки».

Вот почти все сохранившиеся записи из дневника профессора. Этого достаточно, чтобы поведать нам о последней трагедии.

Два скелета были найдены рядом на самом краю берега. За минувшие годы наводнения унесли половину каждого. Остальное, сложенное вместе, и образовало скелет человека-ящерицы — головоломку, над которой, если воспользоваться раблезианской фразой, впустую ломали головы ученые мужи из университета Бирундвурст.

Пер. А. Вий

— До чего же красен этот сумах!

Ирена Бартон пробормотала что-то банальное, ибо дерево вызывало у нее мучительные воспоминания. Ее гостья, ничего не заметив, продолжала:

— Знаете, Ирена, у меня от этого дерева мурашки по коже!.. Не могу объяснить. Нехорошее какое-то дерево, недоброе. Почему, например, его листва красная уже в августе, хотя должна оставаться зеленой до октября?

— Что за странные мысли, Мэй! Дерево вполне обычное, хоть и навевает на меня грусть. Бедняжка Пестрик… Мы похоронили его там всего два дня назад. Идемте, проведаем могилку.

Женщины покинули веранду, где происходил разговор, и неспешной поступью вышли на лужайку, у края которой до ужаса одиноко рос тот самый недобрый сумах. По крайней мере, миссис Уоткомб, проявлявшая к дереву столь живой интерес, сомневалась, действительно ли это сумах, поскольку листва его была непривычной, а ветви — сучковатыми и кривыми до неузнаваемости. Сейчас зелень пятнали брызги багрового цвета, но буйная листва не поникла, а будто распухла, словно дерево было больно.

Несколько мгновений женщины молча смотрели на жалкую могилку. Тишину наконец разорвал голос миссис Уоткомб, — та, бросившись под дерево, вернулась с чем-то в руке.

— Бедный малыш! Такое роскошное оперенье, а весит легче пуха!

— Ума не приложу, что происходит с птицами, Мэй… — Миссис Бартон, сведя брови в черточку, разглядывала находку. — Разве что кто-нибудь подбрасывает яд. Мы постоянно находим их мертвыми по всему саду, и чаще всего под этим деревом либо неподалеку от него.

Трудно сказать, слушала ли миссис Уоткомб. Мысли ее тем утром где-то блуждали, взгляд, прикованный к скрюченным ветвям сумаха, был задумчив.

— Забавно, что листья покраснели в такое время года, — удивленно произнесла она. — Мне вспоминается болезнь несчастной Джеральдины. Это дерево обладало для нее необычайным очарованием, вы ведь помните. Тогда оно было совсем алым, хотя стоял только июнь и едва закончилось цветение.

— Мэй, милая! У вас сегодня утром одни красные листья на уме! — ответила Ирена, разрываясь между досадой и веселостью. — Дался вам их цвет. Просто два дня стояла жуткая жара. Когда я хоронила бедняжку Пестрика, ни один листик не был тронут багрянцем.

Разговор вышел нелепым и тривиальным, и все же, когда миссис Уоткомб ушла, мысли Ирены невольно вернулись к роковой болезни кузины. Ее недуг стал для семьи совершеннейшей неожиданностью. Бедная Джеральдина, которая всегда отличалась таким крепким здоровьем, внезапно пала жертвой острой анемии! Не верилось, что спустя всего несколько дней сердечная недостаточность прервала ее беззаботную юную жизнь. Правда, это скорбное событие стало причиной чудесного поворота в судьбе Ирены и ее мужа, позволив им сменить тесный пригородный коттедж на восхитительный деревенский дом — Клив Грейндж. Все здесь было наполнено для нее радостью новизны, ведь она правила как хозяйка в этом очаровательном жилище всего одну короткую неделю. Хилари, ее муж, до сих пор не познакомился с потаенными прелестями дома, так как задерживался в Лондоне, распродавая свои деловые предприятия.

Минуло несколько дней, большей частью отданных радости обустройства и бесконечных перестановок в новом жилище. Багровые брызги на сумахе мало-помалу сошли на нет, листва снова позеленела, хотя и выглядела поникшей, точно ей не хватало влаги. Ирена обратила внимание на листья во время каждодневных визитов на трогательную могилку песика, где упорно пыталась посадить цветы, которые неизменно гибли, как бы она за ними ни ухаживала. Такое чувство, будто здесь благоденствует только смерть, думала она в мимолетные мгновенья уныния, ища вокруг дерева мертвых птиц. Но ни одна не упала с тех пор, как миссис Уотком подобрала того дрозда.

Однажды вечером жара в доме сделалась невыносимой. Ирена вышла в сад, и ноги сами привели ее к голой могилке под сумахом. В неверном свете луны искореженные ствол и ветви напоминали грубоватое деревенское кресло. Почувствовав усталость, Ирена поднялась в эту природную беседку, где, откинувшись назад, с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух. Затем ее сморило, и во сне она с удивительной живостью увидела Хилари. Тот завершил дела в Лондоне и вернулся домой. Они встретились вечером у садовых ворот, и Хилари, раскинув руки, с пылом заключил ее в объятия, после чего сон начал стремительно меняться, все больше походя на кошмар. Небо странным образом потемнело, объятие стало жестоким и властным, а лицо, наклонившееся поцеловать ее в шею, больше не принадлежало ее молодому супругу: оно было злобным, порочным, искривленным, как ствол какого-нибудь погнутого непогодой дерева. Похолодев от страха, Ирена долго и отчаянно боролась с видением и наконец проснулась от собственных испуганных всхлипываний, но, даже придя в себя, еще какое-то время оставалась под впечатлением от кошмара. В воображении ее сжимали, не позволяя пошевелиться, жестокие руки. Лишь после слепой, полусонной борьбы ей удалось высвободиться и она поспешила через лужайку к свету в дверном проеме.

На следующее утро Ирену навестила миссис Уоткомб и подвергла ее недоуменному допросу.

— Какая вы бледненькая, милая. Нездоровится?

— Нездоровится! Нет, всего лишь небольшая слабость. Эта погода дурно на меня влияет.

Миссис Уоткомб внимательно поглядела на нее. Лицо Ирены поражало своей бледностью, подчеркивавшей яркое красное пятнышко на стройной шее — приблизительно дюймом ниже уха. Неосознанно подняв руку к шее, Ирена повернулась к приятельнице с объяснениями: