Игнатий Потапенко - Ход больших чисел [Фантастика Серебряного века. Том II]

Теперь она хорошо сознавала, что даже в наиболее интимные минуты ее муж был чужд ей. Но, может быть, благодаря этому она так его любила, любила и мучилась своей любовью.

Взволнованная и тревожная, Елена Владимировна прошла в павильон мужа и решилась там его ждать. Она сидела в кресле перед письменным столом, вновь и вновь вспоминала сцены своего бывшего романа, темные неопределенные слухи, ходившие когда-то про Григория Александровича, теперь почти забытые. Она рассматривала его книги и бумаги, желая узнать, чем он теперь занят. Взгляд ее скользнул по знакомым предметам: все прежнее, математика и статистика, государственное право и политическая экономия, мужские скучные занятия. Она оглядела и комнату, где муж ее был наедине с самим собой. Это была очень большая, светлая комната. Окна ее выходили в сад, мебели было мало. Каждая вещь стояла на своем месте, строго, важно и спокойно. «Такая и должна быть комната мужчины», — подумала она.

Тем не менее, у нее было чувство, что здесь, среди этих вещей, есть какой-нибудь след безумия, некое проявление его. Она обошла всю комнату, внимательно рассматривая вещи, которые должны были выдать тайну, которую таит душа их хозяина.

Взгляд ее упал на турецкий диван, над которым было развешено драгоценное оружие, старые ружья, сабли, рапиры; среди них в сторонке маленький дамский револьвер. Темные слухи, когда-то ходившие про Григория Александровича, смутно вспомнились ей.

Она сняла револьвер со стены, разомкнула его. Он был шестизарядный, одной пульки не хватало. Несомненно, это был тот самый револьвер, о котором ей как-то вскользь рассказывал Григорий Александрович. Теперь она вспомнила.

Это было незадолго до их замужества. В их уезде, недалеко от них случилось несчастье: самоубийство одной барышни, Ксении, из родовитой семьи. В роду были случаи безумия. Про ее дедушку рассказывали, что он содержал целый гарем дворовых девок, сек их голых на морозе, тешился истязаниями. Дворня убила его. Отец ее был не от мира сего. Не то меланхолик, не то святоша и мистик. Жил большей частью за границей. Скоро умер; Ксения, наследница его крупного состояния, жила одна с дальней родственницей в имении.

Это была эмансипированная барышня, гордая и замкнутая. Редко с кем водила знакомство. Часто ездила за границу.

Елена Владимировна раза два ее видала. Высокая девушка, миловидная, с немного угловатыми манерами, но обладавшая прирожденной грацией. Лицо бледное. Пристальный взгляд, очень скорбный, очень человечный. В то же время впечатление властной страстности. Что-то темное, скрытое и опасное было в ней. Говорили, что Григорий Александрович за ней очень ухаживал. Часто их видели вместе на прогулках верхом. Потом произошло это несчастье. Ксению нашли застрелившейся в лесу мужики, ездившие в город. В кустах стояла привязанная верховая лошадь. А рядом с трупом валялся маленький револьвер, который Григорий Александрович выпросил себе на память, и который висел теперь на стене среди прочего оружия.

Больше ничего не знала Елена Владимировна. Больше ничего не рассказал ей ее муж. Таковы были и слухи, ходившие тогда. Но теперь необычайная ревность и подозрения мучили ее: любил ли ее муж таинственную Ксению, что произошло перед роковым концом, почему произошло самоубийство, зачем этот жестокий сувенир?

Тут же, в павильоне, она написала письмо одному бывшему своему поклоннику и другу ее мужа. Она просила его немедля приехать. Сейчас же. Очень нужно.

Написав, она быстро встала, сама пошла на конюшню, вызвала кучера.

— Ты сейчас же отвезешь это письмо Орлову и вернешься назад с ответом.

Потом пошла к себе.

Долго сидела в одиночестве. Вечерний чай был допит, Григорий Александрович не пришел. Она ждала его.

— А может быть, все разъяснится. Я спрошу его. Будет опять хорошо.

Было уже <1/2> часов ночи, когда она спустилась с террасы. Было тихо и влажно. Над вершинами дерев стояла царственная луна, неотразимая в своем влиянии. Елена Владимировна вышла в светлую полосу; закинув голову, глядела на луну, и луна покрыла ее серебряным, мглистым своим покровом. Дивно ей стало. Все дневное отступало. Действительность исчезла. Страна призраков и духов открылась ей. Иным биением ощутила она пульсы жизни. В ее душе возникла великая решимость, желание борьбы и неведомых страстей.

Глухо застонала она, как стонут под влиянием темных кошмаров весенних ночей. Словно звериные звуки вышли из уст ее.

Николай Сергеевич Орлов приехал к завтраку. Встретились, как старые знакомые, просто и сердечно. После кофе, Елена Владимировна приказала запрячь шарабан и предложила Орлову с ней совершить маленькую прогулку. Правила она сама.

— Зачем вы меня звали? — спросил Николай Сергеевич, когда они выехали из деревни. И тот круг скрытых интересов и страстей, которым были связаны эти люди, внезапно обнаружился.

— Узнаете сейчас, — ответила ему быстро Елена Владимировна и шибко погнала лошадь по дороге.

Они приехали в лощину небольшой речки, которая вилась среди холмов. Кругом был лес. На одной из полян у большого серого камня оставила лошадь Елена Владимировна, и вышли из экипажа.

— Привяжите где-нибудь лошадь, — сказала она Орлову, не глядя на него.

И когда он сделал приказанное, они повернула к нему свое гордое лицо и сказала глухим голосом:

— Скажите мне, что произошло здесь три года тому назад? Вы должны.

Она была очень бледна. Николай Сергеевич потупился. Странная усмешка скривила его губы.

— Вы же сами знаете, — сказал он нехотя.

— Я знаю только, что здесь была найдена с огнестрельной раной в груди Ксения Тростницкая. Рядом с ней был найден револьвер и притом ее револьвер. Оседланный конь был привязан в кустах. Она была странная девушка. Поздно ночью любила ездить верхом по полям и лесу. Она никого не боялась. Дома у нее нашли записку с просьбой похоронить ее там, где ее найдут мертвой. Следовательно, самоубийство было обдумано заранее. Этот камень лежит на ее могиле. Вот все, что я знаю.

Елена Владимировна замолчала и опять посмотрела на Орлова своим приказывающим взглядом.

— Только это? — спросил он ее. Что-то дрогнуло в его лице.

— Я слышала еще, что Григорий Александрович ухаживал до нашей свадьбы за Ксенией. Он часто сопровождал ее на прогулках верхом. Я это слышала мельком. Я никогда не говорила об этом с Григорием Александровичем. Слушать же от других мне было неприятно.

— Зачем же вы меня расспрашиваете?

— Теперь я должна знать.

Орлов по-прежнему стоял, потупившись, медленно вращал большой перстень на мизинце. Елена Владимировна подошла к нему почти вплотную. Глаза ее горели.

— Вы скажете.