Борис Никольский - Пароль XX века [Рассказы]

И он протянул мне свою визитную карточку.

— Я буду рад вас видеть.

— Спасибо, — улыбаясь, сказал я, — непременно.

Разумеется, я понимал: скорее всего мне вряд ли когда-либо доведется побывать в Джорджии, в гостях у этого человека. И все-таки, пусть чисто символическое это гостеприимство, это приглашение, — словно речь и правда шла о поездке к человеку, живущему по соседству, — имело глубокий смысл. Ведь очень хочется верить, что наступят на земле времена, когда все народы, все страны станут добрыми соседями. Во всяком случае, прощаясь с гостем из Джорджии, руки друг другу мы пожимали от души.

Некоторое время спустя после его отъезда в Союз писателей пришло письмо. Мой новый знакомый благодарил за гостеприимство и писал, что одним из самых значительных впечатлений для него стала наша откровенная беседа в Ленинграде, в Доме писателей. Мне бы хотелось думать, что слова эти не просто дань вежливости, что так оно и есть на самом деле. Хотелось бы так думать.

каждом доме, у каждого из нас наверняка отыщутся вещи, которые уже отслужили свое и теперь за ненадобностью хранятся где-нибудь на дальней полке шкафа или в глубине ящика письменного стола. Они, эти вещи, уже не приносят практической пользы, но в то же время расстаться с ними жалко, почти невозможно, потому что любая из них обладает своей особой памятью. А если взять их в руки, внимательно приглядеться к ним, они вдруг заговаривают с тобой.

Так, например, в одном из ящиков письменного стола хранятся у меня старые хлебные карточки. С маленькими талончиками, которые некогда быстро и ловко отрезали ножницами продавщицы булочных, эти карточки напоминают о суровом и радостном послевоенном времени. Возле них лежат аккуратно завернутые мои первые офицерские погоны — золотые с маленькими серебряными звездочками. Хорошо помню тот день, когда их, эти погоны, торжественно вручил мне мой командир. Впрочем, сегодня речь пойдет не о погонах и не о хлебных карточках. Я хочу рассказать о трех альбомах, которые хранятся здесь же в моем старом письменном столе.

Как-то в один из предновогодних дней я остановился на Невском проспекте возле стеклянного почтового киоска. В киоске продавались марки, конверты и открытки, и я, рассматривая их, решал, что лучше выбрать для новогодних поздравлений своим друзьям.

Я не отношусь к числу заядлых коллекционеров и уж тем более не могу считать себя особым знатоком филателии, но каждый раз, когда я разглядываю разноцветное марочное богатство, во мне вдруг словно оживает маленький мальчишка из далекого, довоенного времени.

Тогда, как раз под Новый, 1940 год мне подарили старинный иллюстрированный альбом для марок. Видно, этот альбом уже не раз менял своих хозяев, прежде чем добрался до нашего дома. Помню, меня он поразил своей роскошной, тисненной золотом обложкой, буквой «ять» и твердым знаком в окончании слов, то и дело попадавшимся на его страницах в названиях стран, и датой, которая стояла на титульном листе: «1901 годъ». Выходит, альбом этот был ровесником века.

Каким-то чудом сохранился альбом и во время Великой Отечественной войны, не исчез, не пошел на топливо в блокадном Ленинграде, и теперь я тщательно берегу его как память о детстве.

Переплет его изрядно потерся, потускнел и уже не выглядит таким сказочно роскошным, каким казался мне прежде, да и марок в нем осталось совсем немного: часть пропала во время блокады или пришла в негодность, часть я сам уже позже раздарил друзьям-коллекционерам. Но дело не в этом: мне дорог и интересен этот альбом сам по себе.

Я листаю его пожелтевшие плотные страницы, как листал их когда-то в детстве, и с этих страниц на меня смотрят отпечатки, изображения марок тех государств, которых нынче уже нет и в помине, и тех колоний, которые давно уже превратились в свободные страны, смотрят надменные лица королей, королев и прочих властителей, давно уже либо свергнутых, либо просто забытых…

«Испанская Вестъ-Индия», «Британское владение», «Нидерландская Индия», — читаю я заголовки на перелистываемых страницах. О многом могут рассказать страницы альбома. Выразительнее всякого учебника истории они рассказывают о том времени, когда империалистические державы алчно делили между собой колонии, когда едва ли не к каждому названию африканской или азиатской страны обязательно добавлялось: «британское владение», «бельгийское владение», «испанское владение».

А вот еще одна страница. «Португальские владения» значится на ней. Ангола, Гвинея, Мозамбик. Короны — символ владычества Португалии — и аккуратненькие идиллические хижины среди сочной зелени, резвящиеся зебры, жирафы и прочие экзотические животные изображены на марках. Хорошо помню, как мы, мальчишки, подолгу рассматривали эти заманчивые картинки.

Но уже тогда мы, ребята, знали, что марки эти не говорят правды о колониях, марки лгут. Африка всегда, с самого детства, волновала нас. Человеку было достаточно иметь черную кожу, чтобы он вызвал у нас симпатию, чтобы мы считали его своим товарищем, другом, братом. Ибо с мальчишеских лет мы были за тех, кто угнетен, кто бесправен, кто борется за свободу.

Немало времени, упорной борьбы и жертв понадобилось для того, чтобы и Индия, и Ангола, и Мозамбик, и многие, многие другие страны стали не чьими-то заморскими владениями, униженными и порабощенными, а свободными, независимыми государствами. Я листаю страницы старинного альбома и, кажется, наяву слышу гул ветра Истории, гул ветра Свободы.

Да, о многом может рассказать старый альбом.

А рядом с ним столь же бережно хранится мной совсем невзрачная на вид тетрадка, сшитая суровой ниткой из газетных страниц.

Это тоже альбом, альбом для марок. На его страницах без труда даже можно разглядеть дату и название газеты: июль, 1944 год, «Ленинградская правда».

В то время еще не хватало бумаги, и я, 12-летний подросток, сшил альбом для марок из газетных страниц. Между наклеенными марками с изображением орденов Кутузова и Суворова, между марками, посвященными подвигу двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев и Зои Космодемьянской, ясно читаются газетные строки: «…северо-западнее города Полоцк наши войска с боями продвигались вперед и заняли более 30 населенных пунктов…».

В те дни, когда я мастерил этот альбом, когда огорчался, что нет под руками более подходящей бумаги, я, конечно же, не думал, что именно эту газетную тетрадку, сшитую нитками, буду держать сегодня в руках с особым, волнующим чувством, что именно эта тетрадка станет сегодня пусть малым, но все же свидетельством истории, памятью войны и Победы…