Виктор Колупаев - Билет в детство. Рассказы

- Правда. Только ну ее к черту, эту логику. С тобой хоть на край света.

- Мне когда-то это же говорил мой муж. Десять лет с тех пор прошло. И край этот оказался так близко, что ему и одного шага не надо делать. Не надо идти.

Я повернул ее к себе. Ну конечно! Она плакала.

- Не плачь, Вероника. Это потому, что тебя муж не любит?

- Я тебя люблю, Алеша. Не надо мне ни мужа, ни кого другого. Я тебя люблю. Не отпускай меня… И мне тоже кажется, что я знаю тебя давным-давно… Ну, поцелуй же меня!

Мы стояли посреди тротуара и целовались. Мне было тридцать четыре года, а ей - тридцать два. Шел мягкий снег. И фонари на столбах огромными конусами света выхватывали этот снегопад из темноты. А мимо шли взрослые люди и всякие юнцы, молоденькие девушки и думали, наверное, про нас черт знает что.

- Отпусти, - сказала Вероника. - Ой, не могу… Я вся задохнулась.

- Я понесу тебя на руках, - сказал я.

- Не дури.

Но я все-таки поднял ее на руки, прошел два шага, поскользнулся и упал. Вероника засмеялась, она не сердилась на меня.

- Эх, Алеша. Лет десять назад нужно было носить на руках.

- Ай-яй-яй! - сказал какой-то прохожий. Это потому, что мы все сидели на снегу.

- Извините, - рассмеялся я. - Сейчас поднимемся.

Мы поднялись и пошли дальше. И через каждые десять шагов я останавливался и целовал ее в губы, в щеки, в замерзший нос и ресницы. Она не противилась. Она хотела этого.

Так мы дошли до нашего подъезда.

- Алеша, уходи, - сказала моя жена. - Мне все-таки нужно домой. Муж придет, сразу есть захочет. Да и Леночка одна… Уходи.

- Нет, я не отпущу тебя. Мне плохо без тебя. Я же умру без тебя.

- Ну хорошо. Еще пять минут.

Мы простояли полчаса. И мне никогда не было так хорошо. Может быть, только тогда, когда я поцеловал ее в первый раз. Мы познакомились Первого мая. А через неделю я поцеловал ее. И она не отшлепала меня по щекам, не прогнала, не сделала вид, что я обидел ее. Она сказала: «Еще. Хочу еще». И тогда мы простояли до утра, и слов было сказано мало, только самые нужные. Да и некогда было говорить. Потом мы поженились. И вот прошло уже столько лет…

- Ты замерз? - спросила Вероника.

- Нет, нет. Я нисколько не замерз.

- Пошли в подъезд. Здесь столько прохожих.

В подъезде было темно, какая-то парочка метнулась вверх. Здесь было тепло, но все равно я распахнул пальто, расстегнул ее шубу и прижал Веронику к себе. Она то принималась плакать, и тогда я целовал ее мокрые глаза, и она успокаивалась, то вдруг начинала гладить своими теплыми ладонями мое лицо, и я боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть ее нервные пальцы.

Потом она резко вырвалась и сказала:

- Все. Уходи.

- Где я завтра увижу тебя?

- Алеша, ты действительно еще хочешь видеть меня? Я тебе не надоела?

- Что ты говоришь?! - замахал я на нее руками. - Как только в голову-то тебе это пришло?

- Давай встретимся в Лагерном саду, - сказала моя жена. - Завтра суббота. Леночка уйдет во вторую смену в школу. Давай в двенадцать.

- Спасибо, милая.

- Ну, а теперь иди. Тебя, наверно, дома ждут… Иди, иди…

Она убежала, и я снова вышел на улицу и направился к табачному магазину. Но на этот раз он был уже закрыт.

Прохожие удивленно смотрели на меня. А мне и самому сейчас казалось, что я похож на ходячий эталон счастья.

Я выключил изменитель внешности и открыл дверь квартиры. Тишина. Леночка уже спала. Я включил свет. Из кухни вышла Вероника. В стареньком халатике, какая-то маленькая, с заплаканными глазами.

- Ты где это бродишь до полуночи? - спросила она меня.

Вот она какая спокойная. А ведь только что целовала меня в подъезде. Нет. Любить мужа, очевидно, нет смысла. Меня как обухом по голове стукнули. Ведь она и целовала, и любила не меня, а того, другого Алешку. На меня она и взглянуть ласково не хочет. Я почувствовал, как снова ссутулилась моя спина, и я стал серым-серым, скучным-прескучным.

Я нехотя сказал:

- На работе задержался. Испытания заели…

- Испытания заели! - вдруг крикнула жена. - А на лице у тебя тоже испытания?!

- Что, что у меня на лице? - испугался я.

- Посмотрись в зеркало!

Я так и сделал. Все лицо у меня было покрыто следами губной помады. Да-а… Исцеловали меня крепко.

- Господи, ну что же делать? - Вероника чуть не плакала. - Ну зачем ты говоришь, что был на работе? У тебя ведь женщина есть! Зачем ты так?

Все ясно. Все эти три дня она, конечно, не узнавала меня, теперь мне не оправдаться.

И я взорвался:

- Послушай, дорогая. Ведь это же твоя помада! Ты не узнала меня, потому что я купил изменитель внешности. Ты меня не любишь. Это я, я тебя люблю! Три дня счастья - это, наверное, очень много для меня.

- Какой еще изменитель внешности? - удивленно спросила она.

- Вот такой. - Я достал из кармана пластмассовую коробочку. - Вот я перед тобой обычный, давно надоевший, скучный, некрасивый. А вот я нажимаю кнопку и становлюсь красавцем, которого ты сегодня и целовала в подъезде. Теперь поняла?

- Поняла, - засмеялась она. - Ты посмотрись в зеркало.

- Нечего мне смотреться. Все и так известно.

Но она все-таки настояла, и я взглянул в зеркало. На меня смотрело все то же лицо, мое собственное. Изменитель внешности был неисправен.

- И ты все время знала, что я - это я?

- Конечно, знала. Удивилась только сначала, что это с тобой произошло… Алешка, так, значит, счастье еще будет?

- Будет, Вероника. Есть уже.

- Ага! Значит, сначала вы ходите весь вечер где-то, а потом целуетесь! - это Ленка появилась в дверях спальной комнаты. Она была в ночной рубашке и босиком.

- Лена, марш спать! - скомандовал я.

- Ага! Я спать, а вы тут целоваться будете!

- Ну ладно, - сдался я. - Давайте пить чай. А потом устроим танцы.

Мы занялись приготовлением чая. И всем было хорошо и весело, я уверен в этом.

- Кого это мы спугнули в подъезде? - спросил я у Вероники.

- Они целовались? - строго спросила Леночка.

- Кажется, да, - замялся я.

- Тогда это были Медведевы.

- Медведевы? - удивилась Вероника. Да и я не поверил:

- Им же ведь уже по сорок лет!

- Ну и что же, - сказала Леночка. - Если они любят друг друга.

Мы с Вероникой понимающе переглянулись. В это время вскипел чай, и мы начали рассаживаться у стола.

А на другой день я вскрыл злополучный изменитель внешности. Этого можно было и не делать, достаточно было взглянуть на паспорт приборчика. Он был выпущен тридцатого ноября. А уж я-то знал, что выпускают некоторые заводы тридцатого ноября.

Потом Леночка ушла в школу, а мы с Вероникой отправились в Лагерный сад. Мы очень спешили на свидание друг с другом.

На проезжей части дороги собралась толпа прохожих, какая обычно возникает, если кого-то сбило машиной. «Вот вам еще пример, - подумал Игнатьев. - Очистить надо улицы от машин. Автострады можно строить и под землей». Игнатьев возвращался с трудного совещания, и в голове у него гудело. Он возглавлял областную комиссию, которой было поручено изучение вопроса о переносе дорог и автострад под землю. Сам он был ярым сторонником такого мероприятия, но, являясь председателем, старался воздерживаться от эмоций. Все учла комиссия: и стоимость предстоящих работ, и уменьшение загрязнения воздуха, и количество автокатастроф. Все «за» и «против» были взвешены, и все-таки воображаемая стрелка решения застыла где-то около нуля. Нужен был еще какой-то факт, какая-то мелочь, нюанс, чтобы сдвинуть стрелку с мертвой точки.