Надежда Шарова - Избранные произведения

— Иренка, — сказал Гек. — Иренка, с кем ты связалась… Я узнал его, — он ткнул в меня пальцем, — это человек-каракатица.

Такого оборота я не ожидал. Наверное, Гек читает газеты, и наверное, ему попадались газеты, в которых был помещен наш с Боллом «семейный» портрет, а под портретом… Чего там только не было под этим портретом.

Веселье кончилось, на меня смотрели любопытные глаза Ирены. Лучше бы Гек затеял драку.

— Я кое-что забыл в кафе, — сказал я Ирене. — Подожди меня, если хочешь, я скоро вернусь.

Сверток лежал на стойке рядом с пустыми бокалами, Я хотел спросить двойную порцию коньяка, раздумал и выпил шампанского.

У выхода, как это и должно было быть, меня уже никто не ждал. Я подошел к обочине шоссе и стал высматривать такси. Меня окликнули сзади — голос похож на голос Ирены. Оглянувшись, я увидел, что это не Ирена. Незнакомая девушка сунула мне в руки бумажный листок и молча удалилась. У нее были длинные, но вовсе не худые ноги.

Я взглянул на листок. Записка: «Новая, 77, квартира 9. Ирена». Подкатило свободное такси.

Я сел на заднее сиденье, сказал: «Поехали прямо». Разорвал записку на мелкие кусочки, снял трубку радиотелефона и набрал номер.

— Слушаю, — ответила трубка мужским баритоном.

— Это институт архитектуры?

— Да, это институт архитектуры.

— Мне нужен отдел экспериментального строительства.

— Телефон, номер которого вы набрали, как раз находится в этом отделе, — терпеливо пояснил баритон.

— Простите, я не был в этом уверен. Мне нужен один ваш сотрудник…

— Нам просто повезло, что вам не понадобились сразу все, — иронически заметил баритон.

— Успокойтесь, — ответил я, — вам это и не угрожало. Мне нужна Ружена Ковальская.

— Ружена?..

— Да.

Пауза затянулась. Было слышно, как в трубку дышит человек.

— Сейчас, — сказал баритон. И, обращаясь уже не ко мне: — Тебя тут спрашивают.

— Слушаю, — сказал приятный женский голос.

Я почему-то растерялся. На секунду, не более. Наверное, было в этом голосе что-то такое, отчего я растерялся, но что именно, я не мог уловить.

— Ружена Ковальская у телефона.

— Здравствуйте, Ружена… Мне нужно с вами поговорить. Но не по телефону, а… как-то иначе.

— Кто вы?

Я назвал себя. Пауза. И наконец, как эхо, ответное:

— Соболев…

Это было произнесено без восклицания и так тихо, что я почти не услышал окончания своей фамилии. И вдруг:

— Игорь Соболев?

Голос разительно изменился. Это было так, словно неподвижно сидевшая птица вдруг встрепенулась. Теперь я понял, отчего растерялся вначале: в интонациях голоса меня поразило неестественное, глубокое, как океанская бездна, спокойствие.

— Да, он самый. Я хотел бы встретиться с вами.

— Я сейчас… быстро… — Голос стал порывистым и торопливо-ломким. — Я через несколько минут… Но где?

— Где вам будет удобно.

— Я не знаю, где вы есть!.. Вы далеко от приморского парка?

— Не имею понятия… Впрочем, в моем распоряжении машина, я найду.

— Ждите меня у фонтана Жемчужная раковина.

— Хорошо. До встречи…

Фонтан Жемчужница венчал широкую каменную лестницу, ведущую на набережную и дальше, прямо к воде.

Отсюда открывался великолепный вид на залив, усеянный белыми парусами яхт. Я смотрел в зеленоватый морской простор и думал, что она вот так же стояла на верхней ступеньке, глядя на море с тяжелым предчувствием, упрямо ждала. И не дождалась…

Фонтан бездействовал. В чуть приоткрытых мраморных створках Жемчужницы тускло мерцал металлический шар. Пасти четырех дельфинов, откуда когда-то били упругие, твердые струи воды, покрыты ржавым налетом. Я гладил дельфинью лобастую голову, пытаясь составить в уме удобные фразы из обтекаемых слов. Фразы не складывались, слова расползались, как этот ржавый налет, и нарастала смутная уверенность, что любые слова утешения здесь ни к чему и что вообще я приехал сюда не для этого. А для чего — никто не мог бы ответить, даже я сам и даже самому себе. Просто я должен был приехать сюда, увидеть ее, о чем-то поговорить. О, бездна, если бы я знал, для что и о чем!..

От фонтана веером уходили в глубину парка аллеи. Там над кронами деревьев возвышались башни строительных кранов и новые здания, сверкающие огромными проемами стекла. Строгое изящество архитектурных линий, устремленность ввысь. И было в них что-то от готики старинных польских костелов. Плоды архитектурного эксперимента… Плоды, которые, возможно, помогала вырастить Ружена. И мне вдруг пришло в голову, что эти странные здания и безлюдье старого парка как-то связаны с тем обстоятельством, что она назначила встречу именно здесь; и я уже видел в своем воображении бледную строгую даму в длинных и черных одеждах, вуаль на лице, в мраморно-белой руке янтарные четки… Стоп! А эти дельфины, лестница к морю, вид на залив? Ну вот, а ты — «вуаль, янтарные четки»… Наваждение рассеивалось. Я ведь заранее знал, что эта встреча потребует известного нервного напряжения, и не то, чтоб я струсил, но в последний момент мне стало чуточку не по себе, вот и все. Это пройдет.

Из боковой аллеи торопливо вышла молодая, элегантно и просто одетая женщина. Глянцевито-черная плащ-куртка, закрытый ворот летнего свитера, маленькая сумка — ремень через плечо…

Заметив меня, она сразу остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, потом пошла навстречу, с каждым шагом все увереннее и быстрей. Подойдя ко мне, машинальным движением руки поправила сбитые ветром коротко стриженные темные волосы. Взглянула. Черные, умные и словно бы чего-то напряженно ждущие глаза…

— Здравствуйте, — сказала она. — Ружена Ковальская — это я.

— Здравствуйте.

Я взял ее руку и прикоснулся губами. Рука едва заметно дрогнула.

— Что вы, Игорь, у нас так давно не делают.

— Это… ну, словом, не потому, что я вспомнил старый польский обычай. Просто… так.

— Я понимаю… И благодарна вам. Я очень рада, что вы решили повидаться со мной.

— Иначе я не мог, — ответил я.

Опять этот чего-то напряженно ждущий взгляд.

— Не мог… — как эхо повторила она и добавила: — Вы тоже несчастливы…

— Дело не в этом, Ружена. Впрочем… может быть, именно в этом, не знаю.

Мы помолчали.

Мимо нас быстрым шагом прошли парень и девушка в одинаковой форме яхтсменов. Парень нес на плечах длинные весла. Уже спускаясь по лестничным ступеням, девушка вдруг обернулась и крикнула нам:

— Эй, вы! Это счастливое место! Не вздумайте ссориться здесь!

Оба они рассмеялись и побежали вниз, к берегу.

— Расскажите мне все… — с заметным усилием произнесла Ружена. — Все, как это было. Можно по-русски, я понимаю.

Я стал рассказывать, как это было. Я рассказывал долго, подробно. Ружена слушала не перебивая и, казалось, совершенно безучастно. Но это только так казалось, потому что иногда она поднимала руки к лицу и сжимала щеки ладонями, словно сдерживая вот-вот готовый вырваться горестный возглас. Я рассказывал, не скрывая и не смягчая абсолютно ничего, не щадя ни ее, ни себя, — я хорошо понимал, что сделаю доброе дело, если сумею погасить в ее глазах это странное ждущее напряжение, и смутно догадывался, что если этого не сумею сделать я и сейчас, то этого не сможет сделать никто никогда…