Томас Тимайер - Дворец Посейдона

На первый взгляд все выглядело поразительно просто, но только заглянув внутрь, можно было понять, насколько сложна и остроумна конструкция аппарата. За стеклом иллюминатора Оскар увидел массу рычагов, кнопок и выключателей неизвестного назначения, а также множество вентилей и баллонов для сжатых газов.

– Перед вами – «Наутилус», – объявил Рембо, снова горделиво выпячивая грудь. – Первая в мире батисфера.

– Батисфера? – удивленно переспросила Шарлотта.

– Это название можно буквально перевести, как «шар для исследования морских глубин», – пояснил Рембо. – И батисфера действительно позволяет погружаться на глубину, которой до сих пор никто никогда не достигал. При этом давление воздуха в аппарате остается равным атмосферному независимо от глубины, и этим батисфера принципиально отличается от широко известного водолазного колокола. Это примерно то, что вам требуется, мсье Гумбольдт?

– И даже более того, – ответил пораженный Гумбольдт.

Тем временем люк, расположенный «на макушке» стального шара, открылся, и оттуда появились поочередно черная, уложенная жгутом коса, испачканные руки и синий рабочий комбинезон. Перед Оскаром оказалась девушка примерно его возраста и к тому же весьма симпатичная и женственная. У нее были лучистые карие глаза и красивой формы рот с полными губами, а комбинезон не скрывал ее округлых форм. Заметив посетителей, девушка помахала ладошкой, выпрямилась, схватилась обеими руками за трос и в следующую секунду оказалась рядом с ними.

– Добрый день, папа! Добрый день, дамы и господа! – воскликнула она.

– Позвольте представить вам мою дочь Океанию, – проговорил Рембо.

Оскар, как и все остальные, пожал девушке руку, которая оказалась маленькой, изящной, но необыкновенно сильной, хоть и перемазанной машинным маслом.

– Океания будет сопровождать нас в экспедициях в морские глубины.

– Экспедиции в морские глубины?

Оскар с недоумением уставился на Гумбольдта и Рембо. – О чем вы, собственно, говорите?

Гумбольдт насмешливо вскинул бровь.

– Странное дело! Я-то думал, что ты давно обо всем догадался.

Спустя две недели

Ставрос Никомедес торопливо поднимался по лестнице роскошной виллы своего деда. Перепрыгивая через ступени, он пронесся мимо ошарашенного швейцара, распахнувшего перед ним парадную дверь, мимо застывшего с изумленным видом домоправителя и слуги со щеткой в руках, на второй этаж. Дело, с которым он явился, не терпело никаких отлагательств. Эхо его шагов разносилось по пустынным переходам и покоям, пока он почти бегом приближался к кабинету почтенного патриарха.

Ставрос не известил старика о своем приходе, но знал, что примерно в это время Архитас усаживается за свой письменный стол, чтобы просмотреть свежие выпуски газет. Именно о газетах он и собирался поговорить с дедом. Подмышкой у него был зажат номер французской «Ле Фигаро» с набранным крупным, словно кричащим шрифтом заголовком на первой полосе.

У дверей кабинета молодому человеку преградил дорогу личный слуга деда, исполнявший обязанности телохранителя.

– Вам туда нельзя, господин Никомедес.

– Я должен увидеть его немедленно! Это срочно.

– Ваш дедушка занят делами.

– Я тоже по делу чрезвычайной важности. Пропустите меня, иначе я буду вынужден применить силу. Немедленно!

Слуга, напустив на себя важный вид, возразил:

– Это исключено! Вам следовало заранее договориться о встрече с моим господином. Подайте запрос в письменном виде. На этот счет у меня самые строгие указания…

Пропустив слова слуги мимо ушей, Ставрос попытался оттереть его плечом и проскользнуть в дверь. Он уже взялся было за дверную ручку, когда тяжелая лапища схватила его за плечо.

– Не делайте глупостей, господин Никомедес! – проговорил слуга. – Ведь я легко могу…

Ставрос молниеносно развернулся, и его увесистый кулак с хрустом врезался в скулу слуги. Глаза ретивого телохранителя закатились, он отшатнулся к стене и сполз на пол, растянувшись у порога кабинета, который так бдительно охранял. Больше не обращая на него внимания, Ставрос толкнул дверь и ворвался в кабинет деда.

Так и есть – старик сидит за письменным столом со стаканом чая в одной руке и газетой в другой. Больше того – патриарх ввиду раннего времени еще не вполне одет. Внук с удивлением увидел бледные тощие ноги старика, длинные черные носки и поддерживающие их резинки. Брюки патриарха, аккуратно сложенные, висели рядом с ним на спинке стула.

На какой-то миг старик опешил, но тут же взял себя в руки и сурово нахмурился.

– Ты что позволяешь себе, мальчишка? Как ты посмел ворваться сюда без доклада?

– Мне срочно нужно поговорить с тобой. Я не могу ждать!

– Где Давид?

– Давид? Этот твой цепной пес? Он, кажется, решил немного вздремнуть.

Ставрос прикрыл за собой дверь.

– Вздремнуть? Что это значит?

– У него небольшой отдых. Мне пришлось позаботиться, чтобы нам не мешали поговорить.

На лице старика чередовались выражения гнева и испуга. Он не ожидал от своего внука такой прыти.

– Чего ты хочешь?

– Ты знал, что Папастратос умер?

– Кто такой Папастратос?

– Не валяй дурака! – вспылил Ставрос. – Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. О Христосе Папастратосе, декане факультета морской техники Политехникума. Он был другом Александра Ливаноса и одним из тех немногих, кто сохранял верность ему до самой смерти. Я высоко ценил этого человека и незадолго до его смерти виделся с ним. Он был в добром здравии и наслаждался жизнью.

Старик схватил свои брюки и оделся.

– От чего умер этот твой Папастратос?

– Причина смерти достоверно не установлена. Его сердце просто перестало биться.

Старик пожал плечами.

– Прискорбно. Но все мы день ото дня не становимся моложе, а в последние недели стояла такая жара…

Ставрос выпятил челюсть.

– А это что может означать? – Он бросил французскую газету на стол перед дедом. Заголовок гласил: «По всей Франции разыскивается неизвестный – убийца полицейского».

На мгновение в глазах патриарха мелькнул страх.

– И что, по-твоему, это значит?

– Я получил известия от Гумбольдта из Парижа. Он сообщает, что едва спасся от покушения на свою жизнь и жизни его спутников. Описание того, кто его преследовал, в точности соответствует описанию внешности убийцы конного жандарма, приведенное в статье в «Фигаро». Сначала Папастратос, потом Гумбольдт… не думаю, что это простое совпадение.

Старик продолжал молчать.

– Ты что-нибудь знаешь о покушении в Париже?