Мария Дубинина - Беглая принцесса и прочие неприятности. Военно-магическое училище

– Тебе не холодно? – обеспокоенно спросил Герман, беря в руки ее холодные пальцы. – Давай вернемся в тепло.

Стефания покачала головой и повела его за собой в глубину парка, разбитого ближе к крепостной стене. Снег хрустел под ногами, Герман пытался угадать, что хотела показать ему Стефания, а она сохраняла интригующее молчание. Наконец деревья расступились, и Герман увидел семейное кладбище королей и королев Виндштейна. Небольшое святилище, состоящее из гранитного валуна с выбитыми на нем именами, одними из многих, каменной женской фигуры и сидящей у ее ног волчицы.

– Здесь нет праха ни моих родителей, ни сестры, – тихо сказала Стефания. – Их пепел развеяли со скалы, и они стали ветром, который гуляет среди горных вершин. Их имена привязаны к земле, и только они. Герман, – она повернулась к нему, – я хочу, чтобы они видели тебя оттуда, где они сейчас находятся.

И словно в ответ на ее слова порыв ветра взметнул ей волосы и послал Герману в лицо горсть снега.

– Тогда пусть они заодно услышат кое-что очень важное, – сказал он серьезно. – Я люблю тебя, Стефания. Я больше не хочу сомневаться и идти на попятный.

Она шагнула к нему навстречу, и солнце скрылось, оставляя их наедине друг с другом. Еще пару часов назад Герман чувствовал себя самым несчастным человеком всех миров. Он своими глазами видел, как его любовь стала для него окончательно и бесповоротно недостижимой, как будто железный обруч на ее голове превратился в щит, сквозь который ему не пробиться. Наедине в тронном зале Стефания искала его поддержки, а он мог думать только о том, как ему жить дальше.

А сейчас понял как. Ради нее.

У Стефании были очень холодные руки. Спустя четверть часа, когда они с Германом пришли в ее спальню, скрываясь от охранников, как парочка влюбленных подростков, ее пальцы совсем заледенели. Герман помог ей справиться с завязками легкой шубки, и та полетела в сторону, белой мягкой шкуркой ложась на спинку кресла.

Волосы Стефании растрепались и намокли от растаявшего инея, и она неловко убирала их с раскрасневшегося лица. Горели свечи и огонь в камине, загодя разведенный служанкой. Тьма за окном казалась беспросветной, словно мира за пределами этой комнаты не существовало.

Но они в нем и не нуждались.

Поцелуи были совсем другими, не как всегда, и Герман тонул в их всепоглощающей нежности. Волны жара блуждали по телу, учащали дыхание, заставляли сердце биться быстрее. Стефания стояла так близко, пахла так сладко. Была такой нужной и такой родной, что кружилась голова.

– Герман, – шептала она, словно в полубреду. – Герман…

Он гладил ее плечи, путался пальцами в густых длинных волосах. Она горячо дышала ему в шею, и ее губы задевали чувствительную кожу. Внутри что-то напряженно натянулось и вибрировало, как звенящая струна. Герман не знал названия этому чувству, что сжигало его изнутри и делало каждый глоток воздуха горячим и иссушающим. Герману нечем было дышать, и Стефания делилась с ним своим дыханием с каждым новым жадным поцелуем. Их обоих окутывало шелковое покрывало почти осязаемой трепетной нежности с легким привкусом страха и предвкушения. Герман почти растворялся в этих чувствах – своих и Стефании, сейчас слившихся воедино. В какой-то момент он перестал их разделять и погрузился в терпко пахнущее облако желания, одного на двоих.

Стефания не собиралась отступать. Ее платье тяжелой парчовой волной соскользнуло с плеч и упало на пол. Она перешагнула его, и трепетный свет камина охватил стройное тело, едва скрытое белой сорочкой, грудь часто вздымалась, туго обтянутая тонкой тканью. Белое на белом, и водопад темных волос на нем.

– Я люблю тебя, – сказала Стефания и взялась за бретельку.

Герман опередил ее, перехватил за запястье и, отведя ее руку в сторону, поцеловал плечо. Стефания тихонько охнула, смущенно отворачиваясь, и Герман сам сдвинул бретели. Сорочка с шелестом заскользила по обнаженной коже. Герман не чувствовал своего тела, но ее – всем своим существом. Стефания стояла перед ним такая беззащитная, красивая, любимая. И Герман желал ее, как никогда и никого не желал.

В неверном дрожащем свете среди пляшущих по стенам теней они оба были словно и не они вовсе. Сами как два языка огня, сплетающиеся в жарком танце. Одно дыхание, одно бешено колотящееся сердце на двоих, жар обнаженной кожи и прикосновение сухих горячих губ. Герман слышал сквозь шелест простыней неразборчивый хриплый шепот. Стефания повторяла его имя, и ее волнующий голос все сильнее погружал его в неизведанный мир собственных глубоко спрятанных чувств.

Он ощущал ее всей кожей, каждый изгиб юного женственного тела, находил губами каждую родинку, каждый мелкий шрам. Это все принадлежало ему, он и владел, и подчинялся.

И это было прекрасно.

Корона лежала на кресле, забытая до утра. Герман целовал не королеву, а женщину. Свою женщину.

Стефания еще спала, когда Герман проснулся и открыл глаза. За окном едва-едва занимался рассвет, по стеклу растекались морозные узоры, и сквозь проталинку в самом центре виднелось серое предрассветное небо, готовое вот-вот окраситься в розовые цвета зари. Герман повернул голову и обнаружил, что девушка лежит к нему спиной, тесно прижавшись и устроив голову на сгибе его локтя. Это ощущение приятной теплой тяжести и начинающегося онемения в руке его, похоже, и разбудило. Стефания же дышала размеренно и глубоко, спутавшиеся волосы щекотали Германа, одеяло приоткрывало белоснежное плечо и краешек спины.

Герман вдруг почувствовал стыд за то, что произошло между ними вот так, почти случайно. Все должно было быть по-другому, он хотел, чтобы Стефания запомнила эту ночь как что-то волшебное, замечательное. Он вздохнул и осторожно вытащил руку.

С другой стороны, какая разница? Что было, то было.

Стефания пошевелилась, медленно перевернулась с боку на бок и, оказавшись лицом к Герману, открыла сонные глаза.

– Ммм… – промычала она неразборчиво. – Доброе утро.

Желтый лучик упал на ее щеку, пробившись сквозь узоры на окне, и девушка поморщилась.

– Доброе утро, – сказал Герман. Больше добавить было вроде нечего, и он замолчал.

Стефания потянулась, выскальзывая из теплого плена одеяла, и прижалась к его плечу мягкой грудью.

– Что бы ты себе ни придумал, я не девушка в беде и не соблазненная красавица.

– Я знаю.

– Тогда почему ты так на меня смотришь?

Герман не знал, что она увидела в его взгляде, а спросить не решился. Ее белые гладкие плечи будто светились изнутри жемчужным сиянием, Герман хорошо чувствовал сонный жар, исходящий от ее обнаженного тела, запах ее волос. Все это было до удивления естественно, так, как оно и должно было быть давно. Он приподнял краешек одеяла, приглашая Стефанию прижаться крепче, и накрыл их обоих, сохраняя тепло. Огонь в камине успел погаснуть, и комната быстро остывала. Стефания устроила голову у Германа на груди и обняла его за пояс горячими руками.