Гарри Гаррисон - Да здравствует трансатлантический туннель! Ура!

– Вы сами инженер, капитан Вашингтон, и вы по достоинству можете оценить такую машину, как эта. Наша турбина развивает мощность в две тысячи лошадиных сил, и все идет на эти два противонаправленных ротора, так что мы можем давать скорость до двухсот семнадцати миль в час. Ориентируемся по радиомаякам. Как раз сейчас мы зацепились за сигнал из Гандера, и теперь все, что от меня требуется, – это держать вот эту стрелку вот в этом положении, тогда мы прямо попадем на место.

– А горючее?

– Сжиженный бутан. Очень калорийное.

– Да, верно.

Через несколько минут показалось побережье острова Ньюфаундленд; город Сент-Джонс плавно проплыл под ними. Их путь лежал вдоль берега, над бахромой бесчисленных заливов. Джонс взглянул на открывавшийся внизу вид, затем снова на пульт, и его рука потянулась к переключателю.

– Первый бак почти что выгорел, я переключаюсь на второй.

Он тронул переключатель – турбина прерывисто загрохотала и умолкла.

– Ну, я смотрю, тут что-то не так, – сказал Джонс, слегка нахмурившись. Но вы не беспокойтесь. Я могу переключиться на бак три.

Что он и сделал, и тем не менее двигатель остался безмолвным.

Они начали падать.

– Ну, ну, бак четыре!

Но и тот держал машину в полете не лучше, чем предыдущие.

– Нет, мы не можем разбиться! Ба! Как ветряк спланируем и приземлимся!

– Приводнимся, – сказал Гас, указывая на океан.

– Верное замечание. Но в первом баке осталось достаточно горючего, чтобы дотянуть до берега.

Летчика явно приободрили его же собственные слова, действительно, они оказались первым правильным предсказанием, сделанным им за последнее время; стоило ему переключиться на первый бак, турбина сразу оживленно взревела и геликоптер упруго пошел вверх. Изменив курс на кратчайший до берега, Джонс легонько пощелкал по циферблатам над переключателями, потом покачал головой.

– Показывают, что все баки полны. Не понимаю.

– Могу я просить вас связаться по радио с базой в Гандере и сообщить о нашем положении?

– Это была бы прекрасная мысль, сэр, если бы я мог. Нет у нас радио. Экспериментальный аппарат, знаете ли. Но вон там, по ту сторону поля, уверен, – ферма, наверное, там есть телефон. Мы установим связь.

Словно бросая вызов его словам, турбина закашлялась и остановилась, поступательный полет сменился плавным снижением. Джонс проворно выпустил опорные лапы, и едва они успели выйти из пазов, аппарат коснулся земли посреди вспаханного поля. Пилот, не мешкая, открыл люк в полу кабины и нырнул в лабиринт механизмов нижнего отсека.

– Очень интересно, – сказал он, постукивая гаечным ключом по цилиндрическим бакам под собой. – Они пустые. Все.

– Действительно интересно, и я сообщу о нашем интересном положении, если обнаружу на ферме телефон.

Рукоятку дверцы найти было легко. Гас открыл дверцу, сбросил наружу веревочную лестницу и начал спускаться по ней едва ли не раньше, чем нижний конец ее коснулся земли. Быстрым шагом Гас пошел поперек поля, срезая угол в направлении группы деревьев, за которыми пряталась ферма, потом побежал по жнивью изо всех сил, но мысли его бежали еще быстрее – мысли о тех немногих часах, остающихся до лондонского поезда, о том, что часы эти тают, и темнеющее небо было страшным тому подтверждением. В десять пополуночи поезд уйдет, а он бегает здесь, на другой стороне Атлантики, вечером накануне, хотя бег – не лучший способ, чтобы пересекать океаны. Впервые он ясно почувствовал, что может не успеть, что все усилия могут оказаться напрасными, но все равно бежал. «Оставить борьбу» – таких слов он не знал.

Проселочная дорога, деревянная изгородь, и наконец деревья нехотя расступились, открыв взору деревянный фермерский домик. Дверь закрыта, ни души, ставни опущены. Брошена? Не может быть! Он громко молотил в дверь кулаком, снова и снова, и уже совсем было потерял надежду, когда внутри лязгнул засов и приоткрылась щель, в которой показался недоверчивый глаз на еще более недоверчивом лице, упакованном в окладистую, поседелую и, если можно назвать бороду недоверчивой, чрезвычайно недоверчивую бороду.

– Чего? – подозрительно пробурчал недоверчивый голос. И все.

– Меня зовут Вашингтон, сэр, и я в беде. Мой летательный аппарат совершил на вашем поле вынужденную посадку, и мне крайне необходимо воспользоваться вашим телефоном. Вы получите компенсацию.

– Нет тут телефона. – Дверь закрылась куда быстрее, чем открывалась.

Вашингтон тут же принялся дубасить в нее; наконец она неохотно открылась во второй раз.

– Может быть, вы укажете мне дорогу к соседу, у которого…

– Нет тут соседей.

– Или к городу, в котором…

– Нет тут городов.

– В таком случае, может, вы позволите мне войти в дом, чтобы обсудить, где я могу найти телефон?! – гаркнул Вашингтон голосом, привыкшим, перекрывая грохот работ, отдавать приказы.

Где не помогли хорошие манеры, помогла неприкрытая команда – дверь, хоть и с прежней неохотой, растворилась шире, и Гас вслед за хозяином затопал внутрь. Они вошли в скромную кухню, освещенную тлеющими желтыми огнями, и Вашингтон принялся ходить по ней взад и вперед, крепко сцепив руки за спиной и пытаясь с помощью упрямого дикаря определить, какой будет его следующий шаг. Добрых пять минут ушло на то, чтобы выпытать тщательно скрываемую информацию: в разумный промежуток времени ничего сделать нельзя. Ближайший город? Очень далеко. Соседи? Не существуют. Самый быстрый транспорт? Гужевой.

– Значит, ничего не выйдет. Я пропал. С этими грустными словами Гас крепко ударил кулаком в ладонь, а затем поднес руку с часами к лампе, чтобы узнать время. Шесть вечера. Ему вот-вот нужно быть на авиабазе, садиться в реактивный «Супер-Веллингтон» и лететь в Англию, а не торчать на этой доисторической кухне. Сейчас шесть, одиннадцать вечера – в Лондоне, и поезд отходит в девять утра. Огонь затрепетал вновь; Гас медленно поднял взгляд на абажур, на прозрачный шар с яркой и горячей калильной сеткой внутри.

– Что… это… за свет? – спросил он, боясь поверить.

– Газ, – неохотно ответил хозяин.

– Какой газ?

– В баке. Грузовик приходит и заряжает. Луч надежды зажегся у Гаса в глазах, когда он повернулся к хозяину снова.

– Пропан? Может это быть пропан? Слышали ли вы это слово, сэр?

Сам не свой от нежелания говорить хоть что-то определенное, фермер все же вынужден был признать:

– Что-то вроде.

– Это он, потому что пропан – единственный применимый на севере вид сжиженного газа, бутан при низких температурах не испаряется. Это обнадеживает… Я хочу приобрести этот бак и арендовать вашу повозку с лошадью, чтобы перевезти его ко мне. Что вы на это скажете, сэр?

– Нет.