Кристофер Прист - Опрокинутый мир [litres]

– Испытал.

– Попади вы хоть немного дальше, мы с вами сегодня не беседовали бы. Центробежная сила – жестокая и неоспоримая реальность.

– Нас учили, – сказал я, – что ни одно тело не может достичь скорости большей, чем скорость света.

– Опять верно. Ни одно материальное тело. Теоретически окружность планеты по экватору бесконечно велика, и любая точка на экваторе движется с бесконечной скоростью. Но с другой стороны, есть, или, по крайней мере, должен быть, предел, где материя перестает существовать, и этот предел можно рассматривать как экватор. На экваторе этой планеты скорость ее вращения фактически равна скорости света.

– Значит, планета все-таки не бесконечна?

– Почти бесконечна. Во всяком случае, невероятно велика. Посмотрите на солнце.

– Смотрел. Часто смотрел.

– С солнцем то же самое. Если бы оно не вращалось, оно было бы бесконечно огромным.

– Но позвольте, – возразил я, – теоретически оно все равно бесконечно. Как может во всей вселенной найтись место для множества тел, если каждое из них бесконечно велико?

– Есть ответ и на этот вопрос. Только этот ответ вам не понравится.

– Откуда вы знаете? Сперва ответьте.

– Пойдите в библиотеку и возьмите какую-нибудь книгу по астрономии, безразлично какую. Все они написаны на Планете Земля, а потому исходят из одних и тех же посылок. Если бы мы находились на Планете Земля, то жили бы в бесконечной вселенной, на одном из множества заполняющих ее тел, каждое из которых, даже самое крупное, имеет конечные размеры. Здесь все наоборот: мы живем во вселенной, которая при всей своей необъятности имеет конечные размеры, однако эта конечная вселенная заполнена множеством бесконечно больших тел.

– Бессмыслица какая-то…

– Не спорю. Я же сказал, что ответ вам не понравится.

– Но как мы сюда попали?

– Это никому не известно.

– И куда делась Планета Земля?

– Это тоже никому не известно.

Я сменил тему:

– Там, в прошлом, на моих глазах стали твориться странные вещи. Со мной были три женщины. Когда мы ушли далеко на юг, их тела начали изменяться. Они…

– А на севере, – перебил меня Блейн, – вы туземцев не встречали?

– Нет, мы… нам встречались поселения, но мы старались не подходить к ним.

– К северу от оптимума туземцы тоже физически изменяются. Они становятся очень высокими и тощими. Чем дальше на север, тем это заметнее.

– Мы ушли за оптимум миль на пятнадцать.

– Что же, тогда вы, наверное, еще не заметили ничего необычного. Уйди вы миль на тридцать пять, все вокруг изменилось бы до неузнаваемости.

Позже я задал Блейну еще один вопрос:

– Почему почва движется?

– Точно не знаю.

– А кто-нибудь знает?

– Думаю, что нет.

– Но куда она движется?

– Интереснее было бы спросить, не куда она движется, а откуда .

– А это известно?

– Дистейн считал, что движение почвы носит циклический характер. В своей Директиве он говорил, что на северном полюсе почва практически неподвижна. Южнее она начинает медленно смещаться в сторону экватора. Чем ближе к экватору, тем выше скорость движения, как круговая, вследствие вращения планеты, так и линейная. На экваторе и та, и другая скорости достигают бесконечно больших значений… И не забывайте – у планеты есть еще и южная половина. Если бы это был шар, правомерно было бы говорить о полушариях, но Дистейн применял термин не в его прямом физическом смысле, а просто удобства ради. Так вот, в южном полушарии все наоборот. Почва движется от экватора к южному полюсу, постепенно теряя скорость. На южном полюсе скорость опять падает до нуля.

– Вы так и не сказали, откуда же эта почва берется.

– Дистейн предположил, что северный и южный полюса идентичны. Другими словами, как только какая-то частица почвы достигает южного полюса, она тут же появляется на северном.

– Что за чушь!

– По Дистейну, никакая не чушь. Он учил, что твердое тело гиперболической формы бесконечно велико как по экватору, так и по оси вращения. Если вы способны вообразить себе что-либо подобное, то при этих условиях противоположные величины приобретают одинаковые характеристики. Отрицательные бесконечности переходят в положительные, и наоборот.

– Вы цитируете его дословно или упрощаете?

– Думаю, что дословно. Но почему бы вам самому не заглянуть в оригинал?

– Так я и сделаю.

Прежде чем Блейн уехал из Города, мы договорились, что как только чрезвычайное положение будет отменено, мы станем ездить в разведку вместе.

Оставшись один, я внимательно прочел Директиву Дистейна – взял для себя экземпляр у Клаузевица.

Директива представляла собой два десятка страничек убористого текста, большая часть которого показалась бы мне полной абракадаброй, познакомься я с ним до того, как попасть за пределы Города. Теперь, пережив все, что мне довелось пережить, осмыслив собственный опыт и слова Блейна, я усмотрел в Директиве прежде всего подтверждение собственным выводам. Наконец-то передо мной отчасти раскрылся смысл системы гильдий: горький опыт позволил мне теперь охватить проблему в целом.

Страницы математических выкладок, пересыпанные уравнениями, я проглядывал по диагонали. Наибольший интерес вызывали абзацы, напоминавшие торопливые дневниковые записи. Иные из них мне запомнились:

«Мы чудовищно далеки от Земли. Сомневаюсь, увидим ли мы вновь родную планету, но если мы хотим выжить, мы должны вести себя как микрочастица Земли. Большего одиночества, большего отчаяния нельзя себе и представить. Вокруг нас враждебный мир, угрожающий нашему существованию ежедневно и ежечасно. Человек уцелеет здесь лишь до тех пор, покуда целы возведенные нами постройки. Главная наша задача – сберечь и защитить наш общий дом».

Далее Дистейн писал:

«Я измерил скорость регрессии: она равна одной десятой статутной мили за двадцать три часа сорок семь минут. Дрейф почвы на юг медлителен, но неумолим; следовательно, надо передвигать платформу как минимум на милю каждые десять дней. Ничто не должно остановить нас. Мы уже встретили одну реку и пересекли ее с немалым риском. Несомненно, в предстоящие годы и мили мы столкнемся и с другими препятствиями, и к этому надо готовиться заранее. Надо сосредоточить усилия на поисках природных материалов, которые можно было бы хранить длительное время, а затем по мере надобности использовать как строительный материал. Даже мост можно возвести без особого напряжения, если подготовиться к этому заранее.

Стернер ездил вперед и предупредил, что в нескольких милях отсюда лежит топкое болото. Мы уже выслали разведчиков на северо-восток и на северо-запад, чтобы определить, насколько оно обширно. Если топь не слишком широка, можно и отклониться на время от прямой, ведущей на север, а впоследствии вернуться на прежний курс».