Дмитрий Шашурин - Печорный день. Рассказы и повесть

Но как только сошел с карьера в апреле лед, тут же, в конце апреля, чумазый речной буксир притащил на водоем земснаряд и баржи. Земснаряд пустился качать песок со дна в баржи. Буксирчик уволакивал груженые баржи и приводил порожние. Вода в карьере безнадежно замутилась. А земснаряд качал и качал песок все лето и осень, до самого ледостава, так что даже остался зимовать в карьере. Лед вышел от мути рыжим, вода же подо льдом просветлела лишь к середине зимы. Только тогда и началась здесь рыбалка. Рыболовы не узнали водоема. Там, где было мелко, появились десятиметровые ямы, бывшие же ямы затянуло песком. Рыба хоть и ловилась, но припахивала в ухе» и на сковороде керосином. Водоем надолго потерял свою популярность.

Рыбачок уже не пытался выловить бигудишку, но коричневый плащ, несмотря на свои выводы, высматривает среди рыболовов на водоеме постоянно. Он и со мной-то завязал разговор из-за не совсем зеленого оттенка моего выцветшего плаща, хотя я не старик, рассказал, показал даже место, где тогда была трехметровая глубина, а теперь образовалась отмель. Убивался, что свалял дурака, ведь бигудишка грела его целый день в мороз и сохраняла тепло чуть ли не всю неделю, так что, когда рыбачок снова погружал ее в кипяток, она не бывала совершенно холодной. «И ведь надо же, - сокрушался он. - Не почуял аномалию. Не просверлил сразу широкую лунку! Не оборвал тут же леску, как только сел на мормышку тот упрямый окунек или еще кто. Все сам. Проморгал. Держал в руках и упустил навсегда такое чудо!»

Видно, он вскоре пожалел о своей откровенности. Я видел его потом только один раз издали. Он догонял рыболова в плаще с явным голубым оттенком. Мне же было и не до него, я старательно мормышил, потому что на соседней лунке недавно случился обрыв. Разве можно отвлекаться в такое время, и прохождение рыбачка отметил лишь краешком глаза. Больше мы не встречались.

С термобигуди я и сам пробовал проводить опыты. У жены они есть. Утомлял и перетомлял. Нагреваются, недолго греют, остывают. Я ведь в них ничего на впрыскивал. Кабы знать, что и как.

Милка - боксер. Боксер - это такая порода собак с приплюснутым носом и кривыми ногами. А Милка такая собака, с которой выходят разные неожиданности.

Может быть, неожиданности бывают из-за того, что дядя Миша, которому принадлежит Милка, сам любит каждый раз поступать по-новому, не так, как вчера или позавчера. Раньше он был лыжником, но катался на лыжах не зимой, а летом, потому что дядя Миша катался на водных лыжах. Потом он был охотником. Охотился он на разных певчих птиц, но не с ружьем, а с магнитофоном. Дядя Миша влезал на деревья и записывал на пленку птичьи голоса. А совсем недавно дядя Миша был рыболовом.

Все его знакомые думали, что для рыбной ловли он тоже придумает какой-нибудь сложный способ. Может быть, станет фотографировать рыб под водой. Но дядя Миша и на этот раз поступил по-новому, не так, как сам поступал вчера или позавчера. Он стал ловить рыбу обыкновенными удочками, как все рыболовы. Также, как все рыболовы, вставал очень рано, с первым автобусом уезжал на вокзал, садился в электричку и уже через час был на берегу речки. Там дядя Миша закидывал удочки, усаживался и ждал, чтобы рыба утащила на дно поплавок.

Когда ловишь рыбу, самое главное - следить за поплавком, чтобы вовремя заметить поклевку. Все рыболовы не отрываясь смотрят на поплавки. Но дядя Миша поступал не как все, а по-своему. Посмотрит недолго на поплавки, потом смотрит на кувшинки, которые растут совсем в стороне от поплавков, потом смотрит на тот берег речки, а еще потом на лес, который стоит далеко-далеко за речкой, и на облака, которые проходят над лесом. Тем временем какая-нибудь рыба утаскивает поплавок на дно и съедает насадку. Дядя Миша спохватывался слишком поздно, когда вся насадка бывала съедена, а рыба уходила.

И вот дядя Миша надумал взять с собой на рыбалку Милку. Ту самую свою собаку Милку, о которой было сказано вначале, что с ней бывают всякие неожиданности.

Милка знала: если дядя Миша берет удочки и надевает за спину рюкзак, бесполезно просить, чтобы он взял ее с собой. Она даже не вставала со своего коврика, на котором спала, даже не поднимала головы с передних вытянутых лап, а только следила черными и круглыми, как шарикоподшипники, глазами за дядей Мишей до тех пор, пока он на цыпочках, чтобы не разбудить тетю Ксению, выходил из комнаты и бесшумно притворял дверь. Тогда она, грустно вздохнув, закрывала глаза, и ей снилось, что дядя Миша идет по улице с удочками в руке, с рюкзаком за спиной, а рядом с ним идет Комарик - тонконогий песик из соседнего дома. Милка вздыхала еще грустнее, засыпала еще крепче, и ей уже ничего не снилось.

И вот вдруг, в одно раннее воскресное утро, дядя Миша взял Милку с собой. Правда, это было не совсем вдруг. Потому что Милка еще с субботнего вечера стала готовиться к какой-то неожиданности. Дядя Миша и тетя Ксения несколько раз называли Милку по имени. Дядя Миша даже говорил, глядя на нее: вот, брат Милка. А когда она подходила, оказывалось, что они ее не звали. Так бывало всегда перед тем, как выходила неожиданность.

Дядя Миша взял с собой Милку, и она так же бесшумно, как он, вышла из комнаты. На улице никого, кроме дворников с метлами и шлангами, не было. И уж конечно, никакой тонконогий Комарик не ждал на улице дядю Мишу.

Даже автобусы еще не ходили. Дядя Миша специально встал пораньше, чтобы идти с Милкой на вокзал пешком. Ведь в автобусы не пускают собак, даже если они в намордниках, даже если они, как Милка, очень вежливые собаки. Но Милка вовсе об автобусе не жалела, она никогда не стремилась покататься на автобусе. Ей и в такси-то ездить совершенно не нравилось. Не успеешь ни к чему принюхаться, приглядеться, а уже все кругом другое, опять другое и еще другое. После поездок в такси у Милки даже немного кружилась голова.

В электричке - иначе. Там как у себя в комнате, только под полом тарахтит, а в окнах на неподвижном небе мелькают телеграфные столбы. Зато, когда выходишь из электрички, ничего не мелькает и еще интереснее и для глаз и для носа. Можно скакать по траве и лаять громче громкого.

Но вот насчет лая Милка ошиблась. Дядя Миша совершенно запретил Милке лаять, как только они вылезли из электрички. В том самом вагоне, в котором ехали дядя Миша с Милкой, были еще рыболовы. Они сказали дяде Мише, что он зря взял на рыбалку собаку, что она будет мешать не только дяде Мише, но и всем рыболовам, которые окажутся на речке. Она начнет лаять, бегать, и когда ей станет жарко, полезет в воду и распугает рыбу.