Спартак Ахметов - Алмаз «Шах». Повести и рассказы

Джихан-Шах осторожно поднялся и прислушался к себе. Боли не было. Он накинул халат, вдел ноги в мягкие туфли с загнутыми носами, обмотал голову легкой чалмой и направился в мастерскую.

Осторожное покашливание остановило шаха у порога. Он оглянулся и увидел брахмана-лекаря, поспешающего к нему со сложенными у груди ладонями.

- Что случилось?

- Я не осмеливаюсь, повелитель…

- Приказываю: говори!

- В поисках источника болезни величайшего я решился проверить подаваемое к столу питье. Вот это найдено на шелке, сквозь который процежено любимое вино владыки. - Лекарь достал из-за пазухи и протянул шаровидную склянку с сероватым порошком.

Шах вытряхнул несколько крупинок на ладонь, рассмотрел и, бледнея, потер между пальцами:

- Алмазная пыль!

- Так, повелитель! - наклонил бритую голову брахман.

- Откуда вино?

- Его прислал наместник Декана.

- Иди.

Джихан-Шах резко повернулся и пошел через множество дверей, не глядя на застывших стражников. Ноздри тонкого крючковатого носа раздувались, редкие седые усы тряслись. Аламгир, его сын, прислал отравленное вино! И как тонко продумал - яд не имеет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Он накапливается в теле, и жертва умирает от прободения кишок и печени. Слава аллаху, причина болезни определена, и теперь следует усилить бдительность. Распознанный же яд не страшен, не так много выпито…

А неверного сына вызвать в Агру и зарезать!

Джихан-Шах вошел в мастерскую и из владыки превратился в мастера-устада. Кивком головы приветствовал подмастерьев, приблизился и уважительно - обеими руками - пожал сильные руки старого гранильщика. Потом прошел к своему месту и принялся за дело.

Он внимательно проверил плавность вращения абразивного круга, подергал струну дрели - все было надежно. Из золотой шкатулки извлек удлиненный алмаз и прикинул, насколько удобно тот зажимается пальцами и хорошо ли ляжет полируемая фацетка на поверхность круга. Потом глянул на мальчика-ученика, и тот ловко задвигал дрелью - будто перепиливал ось, на которую насажен абразивный круг. Устад обрызгал поверхность круга водой - веером разлетелись сверкающие капли, еще раз примерился и мягко прижал камень к вращающейся плоскости.

Круг вращался туда и обратно, шах часто взглядывал на камень, окунув его в кувшин с водой, и опять полировал фацетку. Губы его шевелились, будто приговаривали: «Гранись, гранись, гордый алмаз, наполняйся светом. Все изменчиво в подлунном мире - пересыхают реки, разрушаются горы, умирает человек, но дело его, воплощенное в сияющих гранях, будет жить и жить, изумляя потомков и вызывая преклонение!»

На остром уголке фацетки уже пылал солнечный луч. Устад развернул руку, ну, еще немного… И вдруг из глубины дворца донесся гулкий грохот, лязг мечей и гортанные выкрики. Руки ученика дрогнули от неожиданности, алмаз недовольно вскрикнул. ДжиханШах поспешно поднес его к глазам: на правый округлый край фацетки легли тонкие штрихи царапин. Устад сердито покосился на замершего мальчика. Тут дверь мастерской распахнулась, и в комнату упал стражник с обнаженным мечом. Лицо его было разрублено, кровь струйкой стекала с бороды.

- Спасайтесь! - прохрипел он.

Но через него, оскалив зубы, уже перешагивали убийцы, заполняя комнату. Увидев и узнав повелителя, они замерли.

Джихан-Шах посмотрел на окровавленные сабли, На закатанные правые рукава халатов, спокойно снял с углей тигель расплавленного воска и бросил в него алмаз. И оглянулся на гранильщика - старик понимающе кивнул головой.

Толпа воинов расступилась, пропуская потного человечка лет сорока. Он был облачен в парадный халат, отделанный жемчугом. На островерхой шапке переливались самоцветы.

- Ты?! - гневно вскрикнул Джихан-Шах. - Ты посмел? Аламгир покривил в усмешке толстые губы и почтительно поклонился:

- Владыка болен и немощен, он не способен управлять государством. Я приглашаю тебя жить в агринской крепости, отец, да светятся твои глаза и да успокоится старость…

Джихан-Шах погладил по голове испуганного ученика, прощально оглядел мастерскую и медленно пошел к двери навстречу десятилетнему - до самой смерти - заключению. Пошел расплачиваться за кровь брата Хосрова…

Той же ночью старик гранильщик проник в разграбленную мастерскую, вытопил из воска алмаз и закатал в чалму. Путь его лежал далеко - на север, к Дара-Шаху, законному наследнику.

Вскоре началась междоусобная война, которая продлилась год. Аламгир не был великим военачальником, но, интригуя, провоцируя и подкупая, он пленил и зарезал своих братьев, Суджу и Мурада. Последней покатилась голова Дара-Шаха, который предлагал в обмен на жизнь продолговатый алмаз, но потерял и то и другое. Когда все претенденты были уничтожены, Аламгир воссел на престоле и повелел называть себя Ауренг-Зебом - Украшением Трона.

Прошло семь лет. Во дворец шаха в Джихап-Абаде, приседая и размахивая перед собой широкополой шляпой, вошел купец Тавернье Заслуги француза перед Ауренг-Зебом неясны. Однако он единственный из европейцев, кто был допущен к осмотру драгоценностей короны. Четыре евнуха на больших деревянных блюдах, обитых золотыми листочками, принесли и показали самые прекрасные в мире камни, самоцветы первейшей воды, чистые и красивые формой. Купец держал в руках и алчно разглядывал голубоватые алмазы, ограненные розой [8] Роза - форма огранки драгоценных камней, состоящая из треугольных фацеток на плоском основании. и таблицами, [9] Таблица - плоский камень с большой отполированной верхней поверхностью. жемчужные бутоны, изумрудные броши. Весело скрипя пером (один из алмазов Ауренг-Зеб пожаловал ему), Тавернье описывал трон Великих Моголов: сто восемь громадных кабошонов [10] Кабошон - обработанный камень округлой формы. благородной шпинели, около шестидесяти крупных изумрудов, бесчисленное количество мелких бриллиантов.

Балдахин над троном тоже сверкал и переливался драгоценными камнями, а перед ним, на уровне глаз Ауренг-Зеба, на шелковой нити свисал желтоватый алмаз удлиненной формы в окружении изумрудов и рубинов. Арабские письмена на его гранях с двух шагов не различались, но отполированные фацетки слепили глаза.

Камень был испорчен глубокой бороздой, охватившей один из его концов, и висел безжизненно, как удавленник.

Весь субботний вечер Марат читал Ферсмана, Костова, Кокшарова, Нараи-Сабо, знаменитую «Голубую книгу» Чернова. Рылся в энциклопедиях, справочниках и словарях. Сын Камилка несколько раз пытался вытащить его на балкон, где, как он уверял, одновременно видны Венера и Юпитер, Марс и Сатурн. Но ни острый серп Венеры, ни предполагаемое соединение Марса и Сатурна не соблазнили папу. Он читал до поздней ночи, а утром, когда Ирина пошла на кухню, уже что-то вычислял, резко двигая бегунок логарифмической линейки. Так продолжалось весь день, и к вечеру Марат созрел для того, чтобы задавать глупые вопросы.