Илья Варшавский - Тревожных симптомов нет (сборник)

Я смотрю на часы. Пора!

– Прощайте, Тони!

– Подождите, Свен! – Он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.

Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх:

– Скорее возвращайтесь, Свен!

– Я вернусь! – кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. – Вернусь месяцев через шесть!

Ошибаюсь я ровно на год…

Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется такое ощущение, будто этих полутора лет просто не существовало. В мире все идет по-старому.

Первым делом я звоню Тони.

– Здравствуйте, Свен! – говорит он. – Очень рад, что вы уже в городе.

– Не могу сказать того же о себе, – отвечаю я. – Ну, как вы живете?

Тони мнется.

– Послушайте, Свен, – говорит он после небольшой паузы, – вы сейчас где?

– Дома.

– Можно, я к вам приеду?

– Ну конечно, Тони!

Через десять минут раздается звонок в дверь.

– А вы молодцом, Свен, – говорит он, усаживаясь в кресло. – Вас просто не узнать!

– Похудел на десять килограммов, – хвастаю я.

– Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Торн?

– Молодчина Торн! И ребята у него отличные!

– Будете писать?

– Вероятно. Нужно еще о многом подумать.

– Так…

Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий вопрос:

– Как ваши тараканы?

Лицо Тони расплывается в улыбке.

– У меня теперь их целая конюшня. Некоторые экземпляры просто великолепны!

Почему-то мы оба чувствуем себя очень неловко.

– Жаль, что у меня нечего выпить, – говорю я, – но в экспедиции…

– Я не пью, – перебивает Тони, – бросил.

– Вот не ожидал! Вы что, больны?

– Видите ли, Свен, – говорит он, глядя в пол, – за ваше отсутствие произошло много событий… У Лилли ребенок.

– Ну что ж, – говорю я, – она этого хотела. Надеюсь, теперь ее честолюбие удовлетворено?

Он хмурится:

– Не знаю, как вам лучше объяснить. Вы помните, был гороскоп.

– Еще бы!

– Так вот… по гороскопу все получалось очень здорово. Должен был родиться мальчик с какими-то необыкновенными способностями.

– Ну?

– Родилась девочка… идиотка… кроме того… с… физическим уродством.

У меня такое чувство, будто мне на голову обрушился потолок.

– Боже! – растерянно шепчу я. – Несчастная Ли! Что же теперь будет?! Как все это могло произойти?!

Тони пожимает плечами:

– Понятия не имею. Может быть, вообще генетические гороскопы сплошная чушь, а может, дело в стимуляторах. Они ведь там, в Центре, жрут всякие стимуляторы мозговой деятельности лошадиными дозами.

Я все еще не могу прийти в себя:

– А что же Ли? Представляю себе, каково это ей!

– Вы ведь знаете, Лилли не терпит, когда ее жалеют. Она очень нежная мать.

– А Лой? Он у вас бывает?

– Редко. Работает как одержимый. У него там что-то не ладится, и он совершенно обезумел, сутками не ложится спать.

– Скажите, Тони, – спрашиваю я, – как вы думаете, можно мне повидать Лилли?

– Можно, – отвечает он, – я за этим и приехал, только мне хотелось раньше обо всем вас предупредить.

– Здравствуй, Свен! – говорит Лилли. – Вот ты и вернулся.

Она очень мало изменилась, только немного осунулась.

– Да, – говорю я, – вернулся.

– Как ты съездил?

– Хорошо.

– Будешь что-нибудь писать?

– Вероятно, буду.

Молчание.

– Может быть, вспомним старое, сыграем? – говорит Тони. – Смотрите, какие красавцы! Все как на подбор!

– Спасибо, – отвечаю я, – что-то не хочется. В следующий раз.

– Убери своих тараканов, – говорит Ли, – видеть их не могу!

Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо.

Из соседней комнаты доносятся какие-то мяукающие звуки. Лилли вскакивает. Я тоже делаю невольное движение. Она оборачивается в мою сторону. В ее глазах бешенство и ненависть.

– Сиди, подлец! – кричит она мне.

Я снова сажусь.

Ее гнев быстро гаснет.

– Ладно, – говорит она, – все равно, пойдем!

– Может, не стоит, Ли? – тихо спрашиваю я.

– Согрей молоко, – обращается она к Тони. – Идем, Свен.

В кроватке – крохотное сморщенное личико.

Широко открытые глаза подернуты мутной голубоватой пленкой.

– Смотри! – Она поднимает одеяло, и мне становится дурно.

– Ну вот, – говорит Лилли, – теперь ты все знаешь.

Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону.

– Пойдем, – говорит Лилли, – Тони ее покормит.

Я беру ее за руку:

– Лилли!

– Перестань! – Она резко выдергивает свою руку из моей. – Бога ради, перестань! Неужели тебе еще мало?!

Мы возвращаемся в гостиную.

– Ты знаешь, – говорит Лилли, – я бы, наверное, сошла с ума, если бы не Тони. Он о нас очень заботится.

Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть иначе, если б тогда…

Возвращается Тони.

– Она уснула, – говорит он.

Лилли кивает головой.

Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы думаем об одном и том же.

– Ну, как ты съездил? – снова спрашивает Лилли.

– Хорошо, – отвечаю я, – было очень интересно.

– Будешь что-нибудь писать?

– Вероятно, буду.

Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к чему-то прислушивается. Я чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти.

Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет.

– Лой?!

Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли. Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая струйка слюны.

– Что случилось, Лой?!

Лой хохочет.

Жирный живот колышется в такт под впалой волосатой грудью.

– Потеха!

Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежаются с судорожными всхлипываниями.

– Потеха!.. Макс… за неделю… за одну неделю он сделал все, над чем я, дурак, зря бился пять лет… В Центре такое веселье. Обезьяна!

Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать с тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать!

– Лой! – Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок. Первый раз я слышу в ее голосе настоящую нежность. – Не надо, Лой, нельзя так отчаиваться, ведь всегда остаются…

– Тараканы! – кричит Тони. – Остаются тараканы! Делайте ваши ставки, господа!

Это было искусство любви, доведенное до уровня точных наук. И все же, несмотря на принятую таблетку альдумина, он не мог отделаться от мысли, что в его объятиях – всего лишь механическая кукла, предугадывающая каждое его желание.

«Автомат, работающий по второй производной», – подумал он.

Однако недаром программа была составлена с учетом его сексуального класса. Внезапно он потерял всякое представление о времени.