Альфред Элтон Ван Вогт - Блеск будущего

Четырнадцатый внутренне сжался, когда до него дошло, что означает выражение на лице пожилого его коллеги.

— Придурок! — зло фыркнул Йоделл (Третий) и прервал связь.

Он был молод. Всего лишь тридцать один год.

В связи с этим, находясь к тому же под сильным давлением сверху, Четырнадцатый пытался достойно следовать тем политическим течениям, что постоянно разворачивались перед ним.

Как и многие другие он мог наблюдать, что здесь имеется своя безжалостная логика. Он мог сам видеть, что на определенные группы людей ложь воздействует гораздо сильнее правды. И, в связи с этим, у этих людей появлялась своя, особенная правда.

Если же обычная правда не может склонить человека к действию, а вместо нее его ведет ложь, то значит, он и живет этой неправдой. Где-то глубоко-глубоко в его естестве имеется нечто, способное руководствоваться лишь весьма специфическими установками.

Согласно этим условиям, следует представлять его вместе с этими особыми установками, пусть даже если не раз, и не два, а многократно поведение его не соответствует внешне видимым обстоятельствам. Все это касалось как самого Кротера Вильямса, так и множества тех, кто были до него.

Я обязан, рассуждал он, понять, что хорошо заканчивается лишь то, на что и следовало рассчитывать, иными словами, все должно быть так, как того желают они.

Все то, что должно было случиться, рассчитывалось час за часом согласно воле Лильгина.

Вот почему он отобрал мальчика, родившегося от красавицы Эйди. Она так никогда на сознательном уровне и не узнала, что ребенок, которого подсунули ей взамен, несколько минут назад родился от другой молодой женщины.

Точно так же, когда эта вторая мать пришла в себя после родов, она нисколечки не сомневалась, что ребенок, которого назвали ее собственным, был именно ее сыном.

Впоследствие оказалось, что она не совсем была ему рада, как ожидала до того. Даже в самый первый раз, кормя его грудью, в глубине души у нее было какое-то беспокойство. Но, несмотря на этот неосознанный полу-антагонизм, эта вторая мать — которую звали Люэна Томас — действовала согласно сложившимся стереотипам начинающих мамаш. Она же решила дать мальчику имя Орло — так звали кого-то из родственников со стороны ее матери.

Своего же сына (а она свято верила в это) Эйди сознательно, чтобы никто не связывал его с Хигенротом, назвала Хином Глюкеном — младшим.

Ее муж, доктор Глюкен, никак не отреагировал на эту ложь. За время своих предыдущих двух супружеств он уже научился тому, что лучше не обращать внимания на женские капризы.

Но теперь, думал Вильямс, как могу я быть уверенным в том, что врачи, медсестры или какой другой больничный персонал, без моего ведома знающий об этой замене, не откроют через много-много лет всю правду взрослому Орло Томасу?

(Политическая же и научная ценность Хина Глюкена — младшего, в какой-то мере тоже участвующего в этой грязной истории, равнялась нулю.)

В данном случае вся решающая мотивация проведенной операции сводилась только к одному вопросу: Можно ли в еще неродившегося ребенка запрограммировать сведения по Всепроникающей коммуникационной Системе?

Если это было правдой, то Орло Томас, возможно, мог и знать, чем является эта пресловутая система и как ее реализовать на практике.

Но вместе с этим появлялся и другой вопрос: Можно ли на благо общества эту информацию из Орло Томаса извлечь?

Обдумав эти и некоторые другие детали, член Президиума Кротер Вильямс занял в свое распоряжение несколько комнат в Государственной Больнице. Под его руководством несколько специально отобранных агентов секретной полиции изучали больничные записи, поднимали нужные документы и прощупывали окружение некоторых врачей и медсестер.

Перемещения начались в первый же день. Вроде бы случайные. Вроде бы совершенно не связанные с произошедшим. Предполагалось, что большая часть больничного персонала не имела со всем ничего общего, ведь сама Государственная Больница была громадиной на десять тысяч коек. Отбирать следовало тех, кто непосредственно был связан с рождением ребенка у Эйди или же каким-то административным образом.

Некоторые медсестры исчезли вообще. Кое-каких врачей в их бывших отделениях уже никто и никогда не встречал. «А где это Кодуна?» — мог спросить кто-то. «А, она сейчас в восьмом корпусе, пошла на повышение.» «Отлично, рад за нее.»

«Лишь бы только это сработало», — думал Кротер Вильямс, валяясь в постели выделенной ему комнаты и притворяясь, что находится здесь под наблюдением после сердечного приступа.

Одни беспокойные часы сменяли другие. За всеми людьми, на которых сейчас был навешен ярлык «подозреваемый», следили втайне установленные следящие и подслушивающие устройства. День за днем они записывали каждое произнесенное этими людьми слово, а Вильямс прослушивал лишь составленные компьютером резюме. Машина была запрограммирована только лишь на потенциально относящиеся к делу диалоги.

В конце концов такие разговоры перестали отмечаться вообще. Без всякого исключения все подозреваемые вели себя так, будто никогда не слыхали про Эйди Глюкен или Люэну Томас.

И, наконец, соблюдая полнейшую осторожность, Вильямс (Четырнадцатый) еще раз попытался на практике узнать, каким же образом был проведен обмен новорожденных. Под личиной мелкого государственного чиновника, проверяющего больничное хозяйство он прибыл в родильное отделение. Все работающие здесь медсестры были отосланы из палаты, где сыновья Эйди и Люэны были всего лишь парой из множества новорожденных.

Четырнадцатый зашел в палату. Все, что он делал, было отрепетировано заранее: Вильямс снимал с каждого ребенка идентификационный ярлычок, менял их местами, а потом стал менять и самих детей. Проведя эти действия он доволльно долго еще стоял, глядя на все эти маленькие кусочки человеческих существ. Буквально через мгновение все они стали выглядеть для него на одно лицо.

Нет, что ни говори, врачи и медсестры, видящие эти созданьица сотнями каждую неделю, никак не могли специально запомнить два личика.

Ну и прекрасно, подумал Вильямс, я сделал все, что мог. Оставаться здесь дольше было бы просто смешно.

Под каким-то предлогом он перевелся в другую больницу. И, естественно, пребывание в медицинских учреждениях постоянно служило важным для него целям.

Он возвратился в свои дворцовые апартаменты, составил рапорт и по соответствующим каналам сообщил, что тот сделан.

После этого он стал с беспокойством ждать.

Затем зазвонил телефон.

Это была секретарша фальшивого офиса, от имени которого, Вильямс действовал в больнице, представляясь мелкой чиновной крысой. Секретарша сообщила, что с ней недавно связалась заплаканная жена врача, который ухаживал за Вильямсом, когда тот играл роль пациента.