Антон Первушин - Звезда

В начале сентября курсанты уже летали строем, что означало скорое завершение программы первого курса. Они почувствовали свою силу, установили пределы своих возможностей и знали точно, кто и чего на самом деле стоит.

В конце сентября были сданы последние нормативы, и курсантам дали двухнедельный отпуск. Собрались быстро. Юра скооперировался еще с двумя москвичами, и они, получив отпускные, по приезде в Оренбург загрузились в поезд. Денег накопилось много, тратили они их без сожаления, а потому дорога не показалась долгой – с непривычки ребята брали и «намешивали» всё подряд: пиво с водкой, вино с коньяком. Вскоре всю троицу настигло справедливое возмездие в виде тяжелого похмелья, которым они промучились до самой столицы.

Когда трое новоиспеченных летчиков вышли на перрон Казанского вокзала, то сразу попрощались и, словно незнакомые друг другу люди, разошлись – каждый в свою сторону.

Дома Москаленко ждали накрытый стол, семья в полном составе и приглашенные на семейное торжество старшие товарищи из троллейбусного парка. Опять пришлось выпивать, однако под хорошую закуску Юру даже не развезло. Потом пошли разговоры. Разумеется, Москаленко-младшего все хвалили, а его сбивчивые рассказы о полетах на «Элках» с инструктором и без привели гостей в телячий восторг. Однако уже тогда, в первый свой день в родном доме после годичного отсутствия, Москаленко-младший почувствовал, что отдаляется от общего течения жизни. Столица бурлила, всё менялось на глазах, и Юра уже просто не понимал, о чем говорят коллеги отца. Они все ждали какого-то «валютного указа» и постоянно это обсуждали, вклиниваясь в промежутки между байками из жизни летного училища. При этом брат Сергей, бритый наголо, словно только что вернулся из армии, почему-то надсмехался над приятелями отца и говорил, что они «рано раскатали губу», потому что цель другая – не валюту вводить, а электронные деньги, которые скоро станут универсальной валютой. Дядя Валя горячился и доказывал, что до электронных денег еще дожить надо, а валюта сейчас нужна, потому что переплачивать приходится, ставка Сберегательного банка высока, много заменителей на рынке, в итоге – спекулянты жиреют, а простой пэр корячится. «Недолго осталось жиреть», – усмехался брат Сергей, но усмешка у него при этом выходила такая кривая, что Юра понимал: раз говорит, то значит, действительно недолго кому-то жиреть осталось. Вообще старший брат и вправду сильно изменился – раздался в плечах, стал этаким крепышом, состоящим из одних мускулов, а еще Юра заметил у него некрасивый шрам у основания шеи, который Сергей и не думал прятать от посторонних взглядов. Голос у старшего брата стал очень грубым, а интонации – уверенными. Он явно чувствовал в себе достаточно силы и опыта, чтобы разговаривать с приятелями отца на равных и даже поучать их, на что Москаленко-младший пока не решился бы. Набычившись, Сергей сидел за столом, пил водку, почти не закусывая, и говорил, строго глядя на отца, дядю Валю и дядю Колю: «Пэры пусть место знают. Им не для того дали частным сектором управлять, чтобы они законы свои принимали и нам навязывали. Обойдутся без валюты!» «Да я запчасти спокойно не могу купить к иномаркам, – жаловался дядя Валя. – А без них работа стоит. Так я заплатил бы прямо партайгеноссе в Берлине и имел бы поставки без перебоев». «Вот будет у вас карточка, тогда и будет без перебоев», – спокойно отвечал брат Сергей. Юра смотрел на обоих – и узнавал, и не узнавал одновременно. Они вдруг показались ему какими-то инопланетянами, говорящими на непонятном инопланетном языке. А может, наоборот, они-то были и оставались землянами, а вот он прилетел со звезд?

Потом компания переключилась на обсуждение новых законов и на тему возвращения Советам всей полноты власти. Юра, слышал, конечно, об этом решении Политбюро, но не думал, что в Москве кипят такие страсти. Оказалось, в депутаты выдвигаются не только коммунисты, но и самые разные люди: от дворников до священников – и это, понятное дело, вызывает пересуды и чуть ли не подозрения в том, что партия хочет привести страну к анархии. Сергей был спокоен и по этому поводу, он считал, что армия и милиция в любом случае анархии не допустят, а к управлению государством давно надо привлечь самых активных представителей народа. А вот мнения «стариков» разделились. Москаленко-старший поддерживал Сергея, но с поправкой, что надо бы ввести проверку профессиональных качеств: а то новые депутаты, может, только глотки драть умеют, а сами даже юриспруденцию толком не знают. Дядю Колю это предложение чрезвычайно рассмешило. «Чтоб юриспруденцию знать юристы нужны! – сообщил он со смехом. – А депутаты должны отражать чаяния народа. Поэтому во! Больше депутатов хороших и разных!» Ну и так далее.

Короче, было видно, что летные байки никого здесь по-настоящему не интересуют, а маме не расскажешь – пугается. Вот и получается, что между ним, Юрой Москаленко, и старым миром семьи, в котором он жил до отъезда в Оренбург, теперь существует незримая пропасть, и, похоже, с годами эта пропасть будет только увеличиваться в размерах, пока окончательно не разорвется пуповина, связывающая его с домом. Юре еще предстояло обдумать, насколько это хорошо или плохо, но изменить что-либо он даже не попытался. А зачем? Пора признать, что выбор сделан. Нельзя жить вдалеке от семьи и участвовать в ее делах, решать ее проблемы – это невозможно да и нелепо. Не для того мы порхаем в большой мир, чтобы возвращаться в гнездо. Если попросят о помощи, то да, конечно, нужно всё бросить и помочь, в этом долг всякого отпрыска, но если не просят, если справляются, то зачем?..

Юра еще раз укрепился в своем мнении, что служба вдалеке от дома ведет к разрыву казавшихся прочными связей, когда на следующий день, надев гражданское, вышел прогуляться на улицу.

Он и не ожидал, что так изменилось всё вокруг. Словно грибы после дождя, на углах и у автобусных остановок появились киоски, в которых торговали всякой мелочью: от спичек до кожаных ремней, от консервов до видеокассет. Цены были вполне умеренные, а продукция, похоже, пользовалась спросом. Однако предприимчивость доморощенных капиталистов, которых все уже называли просто «пэрами», не обрадовала Юру: киоски показались ему уродливыми, они мешали проходу и вообще с их появлением новые микрорайоны Москвы стали выглядеть, как огромный рынок. Вот не сиделось им в павильонах, подумал Юра с раздражением. Кроме киосков, обнаружилось огромное количество мелких магазинчиков – бывало, что в одном полуподвальном помещении, разгороженном деревянными щитами, ютились три-четыре магазина. На взгляд Москаленко-младшего, продавали они сущее барахло, – он не понимал, неужели всё это пользуется спросом? Ну джинсы хорошие еще куда ни шло, ладно, но вот эти протертые до дыр вельветовые штаны – они-то на кой?