Алекс Бор - Ах, прица-тройка, перестройка! [фрагмент ненаписанного романа]

Впрочем, девушка не прогадала. Несколько рук протянулось ей навстречу, и на все она ответила пожатием. Видимо, у нее были единомышленники… В «десятке» поднялся шум, который, впрочем, никак не относился к возмутительнице спокойствия. Все шумели, потому что надоело битый час сидеть без движения и требовалась небольшая разрядка.

Девушка вернулась на свое место, сияя от радости. И снова ей пришлось пожимать протянутые руки.

Она пожимала руки и улыбалась. Наверное, чувствовала себя триумфатором, с победой вернувшимся в Рим.

А с «камчатки» неслось:

— Молодец, Наташка!

— Правильно сказала!

— Держись, мы с тобой!

Я придвинулся поближе к триумфаторше Наташе и язвительно сказал:

— За тобой прилетит черный воронок…

— В смысле? — вскинула она красивые брови и устремила на меня взор голубых, как южное море, глаз. Красивая девушка, однако. Глаз, что ли, на нее положить?

— О, святая простота! Думаешь, такие выступления здесь прощают?

— А что мне будет? — в морских глазах Наташи я заметил испуг.

— Расстреляют как врага народа. А потом лет через пятьдесят реабилитируют.

Посмертно…

Девушка промолчала, и я не понял, как она отреагировала на мою подколку.

— Товарищи студенты! — поднял руку ВЯК, успокаивая шумевший зал. Внимание! То, что вы сейчас слышали, есть самая настоящая демагогия! — последнее слово Кузькин произнес по слогам, отбивая ребром ладони по столу. — И я думаю, не стоит всерьез рассматривать подобные заявления, которые — я в этом уверен — как следует не обдуманы. Ибо как может судить об университете человек, проучившийся здесь без году неделю? В данном выступлении я вижу только одно: желание приобрести дешевый политический авторитет. С чем я, секретарь партбюро, никак не могу согласиться!

— Она правильно говорила! — прозвенел фальцет за моей спиной. Я обернулся.

Поверх стола примостился высокий худощавый парень с безобразной щетиной.

Точь-в-точь уголовник из детективных фильмов.

— Она права, и все об этом знают. Только все молчат…

— Я знаю только одно, проговорил Кузькин, — что на факультете отвратительное положение с успеваемостью. Студенты разболтаны донельзя.

Почти половина студентов сдала прошлую сессию на «удовлетворительно». А в ректорате с нас снимают стружку: «Почему на филологическом факультете такое положение с успеваемостью? Кого вы готовите? Ваших выпускников нигде не хотят брать на работу!» Вот что мы вынуждены слушать по вине студентов.

И это горькая правда. Мы выпускаем отвратительных специалистов.

Антиспециалистов. Некомпетентных молодых людей и девушек.

— А вы не подменяйте понятий, — не сдавался первокурсник с внешностью уголовника. — Мы вам говорим, что на факультете царит застой. Болото. Идет холодная война между кафедрами, от которой страдают студенты, которым нет дела до ваших распрей.

— Молодой человек! — раздраженно проговорил Кузькин. — Вы зачем поступали в университет? Учиться или заниматься разлагающей демагогией?

— Конечно, учиться, — спокойно, но твердо ответил первокурсник. — Но для того, чтобы нормально учиться, нужны соответствующие условия. А их здесь нет.

— Молодой человек! — повысил голос Кузькин. — Кстати, как ваше имя?

— Юрий Домбровский. Одиннадцатая группа.

Кузькин криво улыбнулся. Зал по-шмелиному загудел.

— Это не вы случайно написали «Факультет ненужных вещей»? — с издевкой поинтересовалась какая-то девушка с пятого курса, сидевшая впереди меня.

Ее лицо было покрыто прыщами, что делало девушку похожей на отвратительную жабу.

— На провокационные вопросы не отвечаю, — с достоинством парировал Домбровский, чем вызвал у сидевших рядом бурный смех.

Сидевшие ближе к президиуму не слышали этого короткого диалога и потому не поняли причину смеха. Кузькин грозно нахмурился и постучал карандашом по графину, требуя тишины.

— Так вот, Юра, — сказал он. — Вы на факультете без году неделя, совсем ничего не знаете, а уже пытаетесь насадить свои порядки.

— Я ничего не хочу насаждать, — спокойно, однако с достоинством ответил Юрий. — Я хочу лишь обратить внимание на некий устоявшийся порядок вещей, при котором студенты лишены элементарных человеческих прав, не говоря уже о том, что преподаватели относятся к студентам как к людям второго сорта.

Первокурсники на «камчатке» ободряюще загудели.

— Молодец, Юрка! — крикнула девушка с вызывающе разукрашенным лицом, которую для себя я уже окрестил Куртизанкой.

— Жми, не бойся, мы с тобой! — хрипло прокричал парень, у которого было лицо начинающего алкоголика.

— Мы тебя поддержим! Не бойся! Давай! — неслось отовсюду.

Кузькин, который, видимо, понял, что ситуация грозит вырваться из-под его контроля, медленно поднялся из-за стола. И, опустив тяжелый, прибивающий к земле взгляд, произнес, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и миролюбиво:

— Если, Юрий, вы хотите сказать что-либо по существу, то попрошу вас подняться сюда. Пусть все вас видят…

— А ему и там неплохо! — крикнул кто-то.

— Вот именно, что неплохо, — раздался другой голос. На этот раз женский. — Все они смелые, когда сидят на «камчатке»…

— А я вообще не понимаю, о чем можно говорить, — возмущенно проговорила, обращаясь ко мне, старшекурсница, похожая на жабу. По-моему, этому Домбровскому вообще не стоит давать слово.

— По-моему, тоже, — согласился я.

Да, если говорить честно, мне с самого начала не понравился этот самоуверенный первокурсник. Молодой он еще, зеленый, и не может знать того, что уже известно любому второкурснику. В первую очередь, не стоит быть таким самонадеянным. Ведь, по сути дела, первокурсник пока еще не был студентом. Это должна была выяснить первая — зимняя — сессия. Если ты успешно выдержал бесчисленные зачеты и экзамены — то ты автоматически «посвящаешься» в студенты. Если не повезло и ты сошел с дистанции, то есть, говоря простым языком, завалил сессию, значит, не судьба тебе стать студентом. А успех или неуспех на сессии зависит от слишком большого числа факторов, о наличии которых зеленый первокурсник еще не подозревает.

Поэтому любому новичку самое лучшее — это до поры до времени затаиться и не высовываться. Не дразнить зверей в лице администрации факультета. А этот парень с чрезвычайно громкой фамилией сознательно идет на конфликт не только с администрацией, но и с партийным бюро. А это уже, как говорится, наверняка чревато вполне предсказуемыми последствиями. Завалят тебя, Юрочка, на первой же сессии…

Тем временем Домбровский подошел к трибуне и вскинул правую руку к потолку, призывая к тишине — зал, воспользовавшись паузой, снова по-пчелиному загудел.