Диана Джонс - Детская библиотека. Том 89

Чармейн поняла, в каком затруднении оказалась Софи. В присутствии принца Людовика и бесцветного господина она не могла сказать королю, что только делает вид, будто уезжает. И ей действительно нужно было как-то уберечь Моргана.

— Хватит давать нам лживые обещания, сударыня! — вскипел король.

Внезапно Потеряшка у ног Чармейн начала рычать. Принц Людовик за спиной у короля засмеялся и щелкнул пальцами. Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Нянька и дама Людовика разом выскочили из платьев. Нянька превратилась в лилового силача с блестящими мускулами и когтистыми босыми ногами. Бальное платье дамы сползло на пол, оголив крепкий сизо-лиловый торс в черном трико, в спине которого были проделаны дырки для пары хилых на вид лиловых крылышек. Оба лаббокина двинулись на Софи, протягивая к ней большие лиловые руки.

Софи что-то закричала и развернулась, держа Моргана подальше от хватких рук. Морган тоже закричал от испуга и неожиданности. Все остальное потонуло в тоненьком тявканье Потеряшки и глубоком сочном рыке пса Джамала, который бросился на бывшую даму Людовика. Не успел пес приблизиться к лаббокинам, как бывшая дама Людовика, зажужжав крылышками, нагнулась к Светику и вцепилась в него. Лаббокин-нянька преградил путь Софи, чтобы не дать ей спасти Светика.

— Видите, — произнес принц Людовик, — придется вам уехать, а не то пострадает ваш ребенок.

— Это возмути… — начала принцесса Хильда.

Едва она договорила до этого места, как Светик непостижимым образом вырвался на свободу. Он выкрутился из лиловых лап лаббокина и бросился вверх по лестнице, визжа:

— Помогите! Помогите! Пусть они меня не трогают!

Лаббокины оттолкнули принцессу Хильду и помчались в погоню за Светиком. Принцесса Хильда покачнулась, ухватилась за перила да там и осталась, красная и — вот неожиданность — совсем не царственная. Чармейн сама не заметила, как побежала за лаббокинами, крича: «Не трогайте его! Как вы смеете!» Позднее она поняла, что причиной подобного безрассудства был вид принцессы Хильды, которая выглядела как обычный человек.

Внизу, у подножия лестницы, Софи на миг замерла, сунула Моргана в руки королю и выпалила:

— Постерегите его! — После чего подобрала юбки и бросилась по лестнице следом за Чармейн, крича: — А ну, прекратить! Кому говорю!

Джамал верноподданно карабкался следом, выкрикивая: «Держи… вора! Держи… вора!» — и тяжело пыхтя. За ним ковылял пес, такой же верноподданный, как и его хозяин, и мерно испускал скрежещущий рык, а Потеряшка металась туда-сюда под лестницей, подняв целую миниатюрную бурю грозного тявканья.

Принц Людовик перевесился через перила напротив принцессы Хильды и смеялся над всеми.

Два лаббокина догнали Светика у первой площадки — это был настоящий смерч из трепещущих беспомощных крылышек и блестящих лиловых мускулов. Светик увертывался и мощно брыкался. На миг показалось, будто его ноги в голубом бархате стали ногами взрослого мужчины, большими и сильными. Одна большая нога врезалась прямо в живот лаббокину-няньке. Другая опустилась и подставила ему подножку, а в это время правый кулак Светика ударил второго лаббокина в нос с мясным, вполне взрослым «хряп». Оставив обоих лаббокинов валяться на площадке, Светик проворно помчался вверх. Чармейн видела, как он, свернув в следующий пролет, бросил серьезный взгляд вниз, словно проверяя, бегут ли за ним Чармейн, Софи и Джамал.

Они и бежали — потому что два лаббокина с невероятной быстротой пришли в себя и метнулись наверх за Светиком. Чармейн и Софи тоже метнулись наверх, а Джамал и пес потянулись следом.

На половине второго пролета лаббокины догнали Светика снова. Снова послышались увесистые удары, снова Светик вырвался на свободу и снова бросился вверх — по третьему пролету. Он почти миновал его, но тут лаббокины настигли его и навалились сверху. Все трое кубарем покатились вниз — клубок извивающихся рук, ног и трепещущих лиловых крылышек.

К этому времени Чармейн и Софи выбились из сил и едва дышали. Чармейн ясно увидела, как ангельское личико Светика выглянуло из гущи схватки и пристально посмотрело на них. Когда Чармейн проковыляла через площадку и двинулась в третий пролет, а Софи проковыляла следом, держась за бок, клубок тел внезапно взорвался. Лиловые тела откатились в стороны, а Светик, снова очутившись на свободе, взлетел по последнему пролету — уже деревянному. Не успели лаббокины прийти в себя и опять броситься в погоню, как Софи и Чармейн оказались совсем близко. Джамал и его пес остались далеко позади.

Передняя пятерка прогрохотала по деревянным ступеням. Теперь Светик двигался гораздо медленнее. Чармейн была совершенно уверена, что это он нарочно. А лаббокины испустили победный вопль и прибавили ходу.

— Ох, только не туда! Не надо! — простонала Софи, когда Светик распахнул дверцу и пулей выскочил на крышу.

Лаббокины выскочили за ним. Когда Чармейн и Софи добрались наконец до верха и выглянули в открытую дверцу, пытаясь отдышаться, они увидели, что оба лаббокина сидят верхом на золотой крыше. Они оказались примерно посередине конька, и вид у них был такой, словно они мечтают очутиться где-нибудь в другом месте. Светика нигде не было.

— Ну что он еще затеял? — процедила Софи.

Только она это сказала, как Светик объявился на пороге в золотом ореоле локонов, взметнувшихся на ветру, — он весь разрумянился и заливался ангельским смехом.

— Посьли посьмотрим, сьто я насёл! — весело воскликнул он. — Идем ся мной!

Софи схватилась рукой за бок и показала на крышу.

— А эти? — спросила она. — Будем ждать, когда они сами свалятся?

Светик очаровательно улыбнулся:

— Подозьди, увидись!

Он склонил набок золотистую головку и прислушался. Рык и скрежет когтей пса Джамала, доносившийся снизу, все приближался. Пес обогнал хозяина и теперь рычал и скрежетал по деревянной лестнице, ужасающе сипя. Светик кивнул и повернулся к крыше. Он сделал какой-то жест и произнес какое-то слово. Два лаббокина, сидевших верхом на коньке, внезапно с неприятным всхлюпом съежились и превратились в два лиловатых маленьких извивающихся создания, которые покачивались на коньке золотой крыши.

— Что… — проговорила Чармейн.

Улыбка Светика стала еще более ангельской — если это было вообще возможно.

— Каймаи, — проговорил он безмятежно. — Песь повара продасьт дусю за каймаев.

Софи сказала:

— А? Ах, кальмары. Поняла.

При этих ее словах пес повара наконец прибыл — ноги у него ходили, как поршни, с ощеренных зубов свисали нитки слюны. Пес выскочил за дверь и бурой стрелой промчался по крыше. На полпути челюсти у него сказали «щелк-хруп», потом еще раз «щелк-хруп» — и кальмары исчезли. Видимо, пес только тут сообразил, где находится. Он замер — две ноги у него оказались по одну сторону крыши, две другие, сведенные от напряжения, — по другую, — и жалостно заскулил.