Георгий Гуревич - Темпоград. Роман

И Юстус ждал.

Первый час он думал, какой молодец Свен. Перед отлетом выглядел вялым, почти сонным. Но это был сон Ильи-Муромца - покой для накопления сил. Силы пригодятся в действии, незачем растрачивать их на суету. И вот пружина распрямилась. Прекрасно, что в разведке Свен. Сам Юстус не смог бы действовать так энергично и инициативно. Он старик, ему каждый шаг обдумать надо.

Но прошел час и второй; Свен ничего не сообщал о своей инициативе. Юстус начал думать, что задача у Свена нелегкая. У земледельцев, вероятно, большое государство, сотни тысяч, миллионы воинов, а у Свена всего лишь тысяча лошадиных сил. Стало быть, тысяча лошадей может смять его. Свен поднял в воздух одного четырехрога - две тонны, с двумя тоннами он справился. Но тысяча лошадей - это тонн четыреста, тысяча людей - тонн шестьдесят. И если Свена застанут врасплох… если навалятся скопом…

Кроме того, техника может и отказать, думал Юстус на четвертом часу. Испортится «асушка», и Свен окажется без пищи. Откажет «неприкасаемость», я Свен окажется без защиты. Притом же в чужой атмосфере каждый микроб может ранить смертельно. Не было же времени для карантина, для неторопливой проверки микроорганизмов.

На шестом часу, когда солнца А и В начали клониться к закату, Юстус решил, что он имеет право не ждать в бездействии. Мало того: он не имеет права ждать, он обязан снасти товарища. Жалко, что медлил, время тратил. К сожалению, смеркается: в темноте безнадежно вести поиски. Но за ночь он подготовится и вылетит на рассвете. Итак, надо подготовить скафандр, проверить поле неприкасаемости, зарядить АС… И взять оружие, да, и оружие. Нечего цацкаться с этими живодерами. Рогатых они убивают, чтобы живот набить; руки отрубают друг другу просто так, для разговора, ножом отвечают на подарок. Ну и пусть себе гибнут. Нельзя же спасать насильно.

Утром он вылетел, но тут же вернулся. Побоялся разминуться. И хорошо, что вернулся. Экраны заговорили часов в десять.

- Учитель, я прилечу к вечеру. День выпросили у меня на сборы. Трое с Реки - из страны так называемых травоедов - полководец, жрец - наблюдатель звезд и еще один - наиглавнейший, Толкователь воли богов. Кроме того, вождь-охотник и вождь-скотовод. Хватит пятерых?

Миниатюрные, не больше жука, ползуны, монотонно гудя, обматывали звонкой, почти прозрачной ленточкой пальцы ног, пятки, щиколотки. Гребнеголовые тоиты (Тойрх, Тойихх, Той или Тойтл - так называли свой мир земледельцы) внимательно смотрели на отбывающих: верховный жрец с показным презрением, Клактл со сдержанным любопытством, полководец с недоверием и опаской, скотовод с самодовольной уверенностью хитреца. Этот был уверен, что его обманывают, но все равно он сам всех перехитрит. А первая пара полулежала на тугих струях воздушной перины: вождь охотников - тот, что угощал Свена мозгом быка, фаталистически спокойный, раз и навсегда запретивший себе удивляться, и рядом с ним - Юстус. Ничего не поделаешь, приходилось возвращаться на Землю. Контакты оказались важнее астрономических наблюдений, а в контактах Свен был сильнее старого ученого.

- Но все-таки, учитель, - спросил Свен, когда жуки уже замотали плечи старика. - Все-таки, на что вы надеетесь? В стране земледельцев около миллиона жителей, на планете - миллионов двадцать. Мы же с вами знаем уровень земной техники. Вы думаете, что можно вывезти двадцать миллионов до восемнадцатого июля?

Юстус вздохнул тяжело:

- Я знаю уровень земной техники, Свен. Я знаю, что через установку МЗТ можно пропустить тысячу тоитов, не больше. Честно говоря, я надеюсь только на Темпоград. На тринадцатое число было назначено открытие. Если оно задержалось, не представляю, чем может помочь Земля.

Год 2080-й и последующие

Пора познакомиться с главным героем.

Вот анкетные данные: фамилия - Январцев, имя - Лев, по матери - Мальвинич, в соответствии с галантным и, в сущности, справедливым обычаем третьего тысячелетия - называть при знакомстве имя матери, а не отца. Год рождения - 2080-й, месяц не имеет значения для повествования, место рождения - Москва на планете Земля. Краткая характеристика: «У окна стоящий». Так озаглавил свою книгу первый биограф Льва Январцева - его школьный учитель Б.Силин.

В послесловии к этой книге написано:

«Все мы, пассажиры в Поезде Времени, - временные пассажиры, до конечной станции не доезжает никто. Где-то на промежуточном полустанке мать вносит нас в вагон, завернув в пеленки; несколько десятков лет спустя, тоже на случайном полустанке, осыпав бесполезными цветами, нас выносят из поезда вперед ногами. Вносят всех, выносят всех, но в пути люди ведут себя по-разному. Одни дремлют всю дорогу на верхней полке, довольные, что их не тревожат. Другие жуют и жуют, разложив домашнюю снедь: пирожки, вареных цыплят, помидоры, бутерброды, крутые яйца. Третьи выскакивают на каждой станции, несутся, сбивая всех с ног, на вокзал, с гордостью приносят свежие журналы, или ведра с яблоками, или местные сувениры. Четвертых интересуют только соседи - они флиртуют, откровенничают, выслушивают откровенности. Пятые вообще не замечают ничего: сидят молча, уткнувшись в свои бумаги, как будто и не едут никуда, как будто и людей нет рядом: день в поезде для них - очередной рабочий день.

Январцев же принадлежал к шестым, стоящим у окошка. Шестых в пути интересует путь. Приклеив лоб к стеклу, они стоят и стоят у окошка, провожая глазами дома и рощи, ловят названия станций, сверяют с путеводителем, прикидывают, далеко ли до ближайшего города, и гадают, как он выглядит. Скосив глаза, высматривают километровые столбы, прикидывают, с какой скоростью идет поезд. Казалось, какая разница: 720-й километр или 721-й? Лес там, и лес тут, мокрые осины, густой болиголов в прогалинах. Но «стоящих у окошка» увлекает самый процесс продвижения, им хочется заглянуть за горизонт, их волнует ожидание перемен. И иногда дорога (Поезд Времени) вознаграждает их долготерпение. За однообразными лесами открывается степной простор, за однообразными степями - город, за городом - села с садами, а там и море, там и горы, каждая неповторима: горы никогда не бывают однообразными. А за горами… Уж за горами откроется что-то особенное.

Автор опасается, что вся эта книга написана для «стоящих у окошка». А почему бы нет? Разве нет среди читателей таких, как Лев?

Это мать выбрала ему такое грозное имя - Лев. Сама она была миниатюрной, хрупкой женщиной, болезненной, нуждавшейся в опеке. С юных лет искала, к кому бы прислониться, какой дуб обвить руками. И так ей хотелось, чтобы сын ее был могучим, властным, всепокоряющим. Лев! Царь зверей, как говаривали в старину.

Ребенок родился полновесным, рос здоровым, спокойным. Много спал, плакал в меру, развивался нормально. В два месяца следил глазами за мамой, в шесть - садился, в девять - уверенно стоял и тряс кроватку так энергично, что она выезжала на середину комнаты. Потом произнес «мама», потом «дай» («на» пришло гораздо позже). И начал овладевать лингвистикой со всей ее логикой и алогичными исключениями, делая умилительные ошибки, о которых мать оповещала с восхищением всех своих подруг.