Евгений Винников - На суше и на море. 1976. Выпуск 16

Какие же операции они проделывают с комарами? Ловят, пересчитывают. Только что плененных, в сачке. Затем усыпляют эфиром, аккуратно извлекают из сачка, укладывают на матрасики. Да-да, это термин «матрасики» — тоненькие кусочки ваты, Матрасики столь же аккуратно перекладывают тоненькими, кусочками бумаги; бумага — хороший амортизатор. Затем матрасики укладывают один на другой в пробирку и пробирку затыкают пробкой. Все осторожно, все внимательно. Не приведи господи обломается одна-единственная щетинка на комариной лапке — и дело пропало. Это брак. Потеряна хоть одна щетинка — и вид часто уже невозможно определить. Такие уж церемонии с комарами, ничего не поделаешь…

— Если не секрет, — робко поинтересовались мы, — есть ли какие-нибудь, хоть самые общие, черновые прогнозы насчет трассы и прилегающих к ней районов?

— Ну что мы вам скажем? — хитро улыбнулся Олег Захарович. — Нам, эпидемиологам, паразитологам, этот район не интересен. Мы в проигрыше, наше профессиональное любопытство не удовлетворено. Но это, наверное, и хорошо! Конечно, по одному району трудно судить. Магистраль прорежет огромную территорию, большей частью совершенно глухие районы. Теоретически вдоль всей трассы с ПОИ будет спокойно. Но наш долг — подкрепить теорию (раз) и вооружить людей против ЭКИ (два). Охота наша, сачки, флаги — это полдела. Другая сторона задачи — просветительская, лекции, с которыми мы выступаем перед строителями, вооружаем их элементарными знаниями, навыками, которые должны быть известны каждому как приемы первой помощи… Теоретически мы представляем себе общую картину, — продолжал Олег Захарович. — Есть клещи? Есть. Энцефалитные, «с вирусом»? Попадаются и «с вирусом». Существует вероятность заболеваний? Да. Большая? Очень маленькая. На нашей стороне здесь сама география: суровая зима, короткое лето, ландшафт. Жизненный цикл членистоногих, клещей ограничен, «деформирован». У здешних клещиков затянувшееся детство. А если учесть, что опасны, собственно, самки, да и то в период приумножения своего кровососного рода, то отсюда понятно, что вероятность заражения резко падает. До нуля? Нет. Чтобы она упала до нуля, необходима санитарно-просветительская работа среди строителей, уроженцев других биогеозон. Местные, между прочим, все, что нужно, знают. Передают от отца к сыну…

— В общем наговорили мы гостям, Олег Захарович, — смущенно тронув очки, сказал Еропов. — Лишили их прекрасного неведения, самого стойкого иммунитета… Клещевой энцефалит, вирус энцефалита, нашли, между прочим, в Арктике, на побережье Северного Ледовитого океана, в пустынях Монголии, в Тургайской степи. Но не всякого вируса можно бояться. В самом безопасном, обжитом районе — в вашей квартире, например, — может обитать вирус, но, чтобы заболеть, нужен активный переносчик, транспорт, в роли которого и выступают всякие летающие и ползающие… Но это не значит, что нужно убивать первого попавшегося комара. Не всякий комар — враг. Опасность там, где есть или вдруг обнаружены ПОИ и ЭКИ. Вы ведь знаете, что это такое?..

Есть мгновения исторические, когда все чувства, помыслы устремляются к одному. «Победа!» Сегодня, сейчас, на наших глазах бумажная, ватманская колея становится рельсами в тайге. Рабочими рельсами, шагнувшими прямо «во глубину сибирских руд». «Вы слышали о месторождении меди в Удокане? — спросил нас главный инженер проекта Магистрали М. Л. Рекс . — Впечатляющее месторождение! Но без БАМа оно как бы и не открыто. Оно есть, и нет его для людей. Подойдет к нему Магистраль — и будет у страны отменная сибирская медь».

— Не знаю, Федор Мефодьевич, — сказал шофер. — Непросто будет пройти. Лед-то какой! Влево подашь — скала. Вправо — скала. Нет пути. Смерть. Не знаю…

— Непросто, — согласился Морозов. — Конечно, непросто, кто же спорит!

Он рассеянно смотрел на подходивших к головной группе водителей, прикидывая, что же предпринять?

Семьсот верст позади. И так же: «Влево подашь — скала, вправо— скала». И мари, и наледи, и собачий холод, и семьсот раз за семьсот верст: «Ну все, пути нет». Но — утро вечера мудренее — находился какой-нибудь пролаз, ползли, карабкались, рвались вперед, чтобы раз и навсегда пробить зимник к Наминге и не зависеть больше от «воздуха». Раз и навсегда доказать, что путь самолетами из Читы в Чару и нартами из Чары в Намингу сегодня уже не годится. На первых порах, когда только нащупывали, узнавали Удокан, — да. Но сегодня Наминга ясна: это медь. И медь большая. Наминге нужна связь с базой. Прочная, рабочая связь. Зимник. Пуд соли пришлось съесть, чтобы это доказать. И еще пуд, чтобы подготовить выброску, выйти, пройти эти семьсот верст. И… не солоно хлебавши — после стольких-то трудов! — остановиться почти у цели, у ответа на все вопросы, на все сомнения — свои и чужие…

Морозов поежился. Обвел глазами людей, машины, скалы, пролом в горизонте. Там, за хребтом, были Чара, Наминга. Один переход — и пришли. Да, участочек этот действительно очень опасен. Очень…

— Мне нужно человек десять, — сказал он тихо и внятно. — Попробуем пройти. Остальные будут ждать здесь. Дойдем — дадим знать. Пойдете след в след.

Слова его взволновали всех. И то, как он их произнес, будто оправдываясь, что вынужден звать на рискованное дело (пошел бы один, да нельзя, не положено), и то, что произнес их он, Морозов, о котором только и можно сказать одно: «Человек». Начальник Читинского геологического управления, сидел бы и сидел в своей «конторе», а он ходит, мотается по экспедициям, «пробивает» этот Удокан, воюет за зимник к месторождению, которое и не он открыл, и не известно, когда эту медь будут здесь добывать…

— Да что, Федор Мефодьевич, выбирай сам, кого возьмешь с собой. Мы все…

— Федор Мефодьевич! — пробился вперед парень. — Да тише, вы, дайте слово сказать… Федор Мефодьевич! Есть пролаз!

— Что? — вздрогнул Морозов. — Где? Ездил? Знаешь его?

— Сам не ездил, не буду врать. Но есть, точно. Слышал. В обход надо. Километров в пятьдесят крюк. Пройти можно.

— Ну и пройдем! — довольно сказал Морозов. — Десять человек беру. Остальные потом след в след. В поселке отогреемся, отоспимся. В Наминге!..

Трое суток преодолевали они эти пятьдесят километров. Всякое было. Ползли по наледям. Подтягивались тросом. Зависали над пропастью. Всякое было. Но целые и невредимые, счастливые добытой победой пришли в поселок, проложив зимний путь к Наминге — центру Удоканского месторождения меди. Шел 1960 год.

Летом 1949 года в горах Удоканского хребта, неподалеку от небольшого эвенкийского поселения Наминга, работала экспедиция.