Владимир Свержин - Ищущий Битву

Капитан Брасид, мой старый добрый друг, начинал свое повествование с кокетливой оговорки: «Это не я». В свою очередь должен прямо заявить, что если что-то из описываемого здесь и происходило в действительности, то именно со мной.

Началось все несколько лет назад, когда вскоре после двадцать восьмой своей годовщины я окончательно и бесповоротно усвоил о себе несколько «слишком». Я «слишком» нагл и самонадеян, чтобы служить в столь прославленной части. «Слишком» склонен к авантюризму, чтобы работать в нашей фирме, гордящейся своими древними традициями. «Слишком» не желаю считаться с незыблемыми авторитетами, а также ни в грош не ставлю репутацию вполне достойных представителей нашего общества, чтобы работать в столь почтенной газете.

К этому остается добавить, что я «слишком» уважаю себя для серьезных занятий политикой, чтобы понять, что Дела мои в те дни были, увы, отнюдь не «слишком». Конечно, устроиться телохранителем к какому-нибудь финансовому тузу по ту сторону океана или – совсем на худой конец! – завербоваться в Иностранный Легион не составляло для меня проблем, но мои многочисленные тетушки сочли бы это дерзким вызовом и моветоном для отпрыска такого древнего и знатного рода, как наш. Что, в свою очередь, толкало меня на тернистый путь достославного и незабвенного Айвенго, то есть на веки вечные делало «рыцарем, лишенным наследства».

В грустных раздумьях о тщете всего сущего я давился теплой колой в маленькой забегаловке форта Норич, где в заботах о хлебе насущном протекали мои дни, когда дверь с мелодичным звоном распахнулась и, словно ангел-искуситель, в лучах заходящего солнца в дверном проеме во весь свой немалый рост возник мой старый итонский однокашник и побратим полковник Джозеф Рассел.

– Я объехал почти всю Британию, разыскивая этого облезлого павиана, а он сидит здесь, словно памятник обломкам империи, и пьет какую-то бурду, – без всякого вежливого предисловия начал он. – Кстати, что именно ты пьешь? Колу?! Ты что, окончательно свихнулся в этой дыре? Брось сейчас же травиться этим унизительным для мужского достоинства питьем! У меня в машине ящик шартреза урожая тридцать второго года.

Он замолчал, выжидая, какую реакцию вызовет у меня его сообщение, но, не дождавшись должного эффекта, небрежно добавил:

– Тысяча восемьсот тридцать второго! Так, захватил с собой, чтобы сполоснуть нашу встречу.

Судя по изысканности оборотов речи, старина Зеф был действительно рад меня видеть. Честно говоря, я тоже. Мы с детских лет росли вместе. Вместе жевали гранит науки, вместе проводили часы в фехтовальных залах и на татами. Вместе желторотыми лейтенантами прибыли в батальон коммандос, где нам предстояло преумножить славу своих отцов во славу английской короны.

Правда, после десанта на Жарль-Жар нам пришлось надолго расстаться. Я отправился в госпиталь, он-в академию. Дальше – Генеральный штаб, а еще дальше ему присветило что-то уж такое непонятное, что его файл на компьютере однообразно высвечивал «Топ сикрет», не поддаваясь на многочисленные попытки подольститься к нему. И вот Джозеф возникает в нашей глухомани в одуренно дорогом костюме кокетливо украшенном знаком коммандос, с ящиком коллекционного шартреза в багажнике своего новенького «ягуара».

– Что ты здесь расселся, как Папа Римский на приеме? Целования туфель не предвидится. Собирайся, мы уезжаем. – Это последовало сразу же за предложением сполоснуть встречу старых друзей ящиком шартреза.

– Да, но...

– Знаю я все твои «но»! Ты обучаешь этих молокососов, завтрашних лейтенантов Королевской морской пехоты, управляться с холодным оружием и без оного. Ты специально для этого ушел из Кембриджа?! Тоже мне, нашел себе работенку! На вот, читай. – Рассел бросил мне пакет, скрепленный печатью ее величества. – Приказ о переводе вас, мой любезный друг, как уникального мастера исторического фехтования и прочая, и прочая, в распоряжение Института экспериментальной истории. Пока что в качестве инструктора. Но скажу тебе прямо: я тебя вытягиваю совсем не для того, чтобы ты сушил мозги. Уяснил? Вопросы? Просьбы? Возражения? Нет? Отлично!

Вопросов и возражений в разговорах с Расселом возникнуть не могло – их просто некогда и некуда было вставить.

Я всегда восхищался вулканической энергией моего побратима. Если бы имелся способ поставить на ее пути турбину, то мощности хватило бы для иллюминации всего Лондона, пожалуй, даже с предместьями.

Как бы там ни было, а в одном дружище Зеф оказался прав. Я недолго ходил в инструкторах в этом странном заведении.

Лаборатория рыцарства, к которой я был приписан, находилась в довольно неуютном длинном подвале со сводчатым потолком. Здесь же хранилось невероятное количество факелов, гобеленов, подставок и плошек для светильников, наконец, именно у нас почему-то решили устроить свалку, доспехов и прочей ратной снаряги.

Готлиб Гогенцоллерн, шеф нашего отдела, восходящее научное светило, сделал стремительную карьеру благодаря изысканиям в сравнительной истории европейских монархий XIV-XV веков. Теперь в наше подземное царство светило спускалось исключительно по большим праздникам.

В эти светлые дни его представительная дородная фигура опасливо скользила между сваленных в груду испанскими алебардами и сундуками, забитыми всяким барахлом, то и дело обмахиваясь кружевным надушенным платком. Обычно же его лицо представало перед нами в магическом кристалле, подаренном Мерлином сэру Мердайну из Голстонборо, и просило прибыть к нему в апартаменты.

В тот день ничто не предвещало грозу. Только-только душа и радость нашей лаборатории Арви Эмрис, усевшись на дубовый стол, воткнула кипятильник в трофейный фламандский кубок, готовясь порадовать смертных чашечкой кофе, рецепт приготовления которого хранился ею построже, чем тайна вкладов в швейцарских банках, только-только кто-то из вернувшихся стал травить свежие парижские анекдоты, гулявшие при дворе Пипина Короткого, как пресветлый лик нашего мэтра возник в магическом кристалле и потребовал меня к себе.

– Милостивый государь, – начал мэтр бархатным голосом царедворца, .предвещающим черную работу.

Я расслабился и сосредоточил свое внимание на каминной решетке за спиной шефа. Минут пятнадцать я мог полностью посвятить этому увлекательному занятию, пока начальство с самым благостным видом по-отечески терпеливо объясняло мне, что больших тунеядцев, чем моя группа, в Институте нет и что мы только и знаем, что шляться по турнирам в поисках никому не нужных приключений и просаживать казенное Золото.