Вадим Никольский - Мир приключений, 1926 № 05

— Собаки у нас очень чутки, — сказал он, — и за версту могут услышать человека. Надо, чтобы от нас сильно пахло этой травой, тогда ни одна собака не почует нас.

Мы не шли, а буквально бежали всю ночь за Мемедом далеко в обход чабанских костров и ночных стоянок. Мы пересекли яйлу и, спотыкаясь в темноте о камни, катились вниз по крутым горным тропинкам в лесу. Рвали себе платье и руки колючим терновником и кустарником, называемым здесь «держи-дерево», и, наконец, на рассвете, в туманной дымке далекого берега увидели перед собою сверкающие в восходящих лучах солнца золотые купола и белые дома Ялты.

В полдень мы стояли в здании Здравотдела, сложив свои мешки с добычей ценных лекарственных трав, а старик профессор с возгласами восхищения вытаскивал из них то связки ароматных корней валерианы, то пучки листьев белладонны, то сочные и свежие клубни салепа.

Я не беллетрист и разсказываю все просто, как оно было в действительности. Да этого и не выдумать бы. Жизнь — лучший сочинитель.

Поэт Гольцкопф, отойдя в сторону, страшным голосом опять декламировал стихи, теперь уже перед ларьком разинувшего от удивления рот продавца чубуреков (чубуреки — жареные крымские пирожки), пытаясь, повидимому, терроризовать и его и вызвать примерно на такой же щедрый дар, как до смерти напуганного им в лесу татарина.

Мемед держал в своих руках маленькую ручку одной из наших спутниц-гимназисток, хорошенькой блондинки Лены, а сестренка Мемеда Эмине и юный политехник Алеша обменивались взглядами, красноречивый язык которых говорил об их чувствах выразительнее слов.

Я же думал о магической силе лечебных трав и о том, что все-таки таинственные клубни диких орхидей из долины «Супружеского Согласия» оказали свое волшебное действие на моих спутников, соединив руки и сердца двух молодых парочек.

Задача эта решается при помощи «итерации» — метода, часто применяемого современными математиками. Из данных нам уравнений:

получаем

отсюда

Имеем 4 случая

«Итерация» заключается в следующем: Взяв одно из этих выражений, мы полагаем в правой части его х =0; получаем некоторое значение для « х » в левой части равенства. Это значение берем для « х » в правой части; для левой части получаем новое значение « х » и т. д. до совпадения двух соседних значений « х » с достаточной точностью.

В нашей задаче А =7 В =11; точно вычислим 3 знака

4 соответствующих значения для « у » получаем из равенств

При присылке решений этой задачи многие упустили из виду, что графическое решение (2 пересекающихся параболы) не может быть доведено до желаемой точности, завися от размеров чертежа и толщины карандашного штриха. Описанное же решение может быть точным до любой степени.

Правильно решили: С. Соколов (Вышний Волочек), Ю. Воробьев (Ленинград), К. Агокас (Москва), Н. Залит (Свердловск), И. Светлов (Архангельск), К. Арамянц (Баку), Н. Шифтель (Одесса), А. Морозов (Ленинград), П. Морозов (Ленинград).

Там, наверху, где у открытого окна стоял Хенгерс, было совсем светло. Но на глубине пятисот футов, в бездне, куда он заглядывал, было сумеречно, и бледные шары электрических фонарей уже начинали обрисовывать линии длинной улицы.

Это происходило в конторе Отвейса. За спиной Хенгерса сидел, вытянув к центральному отоплению ноги, человек, имя которого не относится к делу. Он ждал Отвейса, который на минуту вышел, и с неудовольствием смотрел на открытое окно.

— Там, у окна, наверно, очень приятно и прохладно?

Хенгерс не понял намека. Глаза его были прикованы к свинцовой крыше церковной башни. Смотря с такой высоты, чудилось, что шпиц башни ушел сам в себя. Улицы казались такими узкими, и вагоны трамваев ползли по ним, точно сверкающие гусеницы. В этот час закрывались магазины и конторы, и вагоны были переполнены и быстро бежали по улицам. Но, глядя с высоты, казалось, что они ползут. Немного скорее, чем трамваи, скользили белые фонари автомобилей. Как след от светляка мелькали едва различимые огоньки велосипедных фонарей. Странные существа ползали по земле, точно улитки. Эго были люди. От всей этой жизни, от этого далекого движения на верх доносился только гул, сквозь который прорывался то стук трамвая, переходившего на другую стрелку, то громкий рев автомобильного гудка.

Над этим хаосом звуков, над этим жалким искусственным светом, высоко поднималось величественное здание небоскреба, так называемого Вентвартхауз. Это был колос из бетона, гранита и стали. Он был выстроен в форме треугольника. Один угол был обращен к востоку и выходил на две улицы. К западу было обращено основание треугольника. В доме было 25 этажей и он поднимался над землей на 500 футов. В сумерках он казался вдвое выше. Два-три освещенных на самом верху окна сверкали точно рядом со звездами.

Хенгерс почувствовал страх, почти обморочное состояние, от которого помутилось его сознание. Нервы его были напряжены, как струны скрипки. Он всю жизнь испытывал этот страх перед пространством, хотя и вырос в американских городах, где карлики из плоти и крови тяжелым трудом создают этих гигантов из камня и стали.

Хенгерс пристыженно подошел на шаг ближе к окну и судорожно ухватился за раму. Что это было бы за ужасное падение! Только прыжок, перекинуться через подоконник… потом… Сердце его громко стучало.

С этой высоты ясно были видны границы города. Город представлялся четырехугольной грудой крыш, из которой то тут, то там поднималась труба, посылавшая к серому небу серый дым. Улицы разбегались правильными линиями и неожиданно обрывались. За ними была открытая местность, плоская как доска. То тут, то там она была покрыта снегом. Ветер поднимал и кружил его. В наступавшей темноте эти окрестности города казались безнадежно-унылыми. Оттуда надвигалась на освещенный город ночь. Она спускалась на него сверху и ей не могли помешать бесчисленные фонари, бросавшие туманный отблеск во мрак, бездна которого поглощала их свет.