Сергей Зайцев - Удачная находка

Ничто не предвещало того, что произошло через секунду.

Сперва я услышал шипение.

Не успел я ничего сообразить, как плотик подо мной вдруг осел, мгновенно выпустив весь воздух. Я вскочил на колени. Что еще за чертовщина? Плот не просто спустил воздух. Он исчез. Лишь серое пятно пыли, повторяющее его очертания, говорило, что он только что лежал подо мной. Я внимательно посмотрел на пыль, чувствуя, как ускоряется сердцебиение. Потрогал ее рукой и только потом спохватился.

– Умник. Дуй-ка сюда. Не пойму, что тут происхо…

Я умолк на полуслове, вдруг сообразив, что сзади уже несколько секунд подозрительно тихо. Не доносилось ни бульканья компрессора, ни жужжания сервомоторов…

Я резко обернулся. Так и есть. Робот исчез, как только что исчез плот. Причем от Умника на берегу остался целый холмик серой пыли, вероятно, из-за большей, чем у плота, массы – мелкой, серой, текучей пыли… В полном смятении я бросил взгляд на одежду, обнаружив то, что и предполагал – ничего. Ни одежды, ни излучателя. Лишь серые пятна пыли на золотистом песке, повторяющие очертания только что существовавших вещей.

Вот тут-то волна страха, сдерживаемая глубоко внутри, и вырвалась на волю, – в жаркий день по спине прокатил ледяной озноб, лоб покрылся холодной испариной. А затем душу захлестнула паника, накрыв темной удушающей волной с головой. Застыв на коленях, как истукан, я не решался обернуться в ту сторону, откуда пришел, малодушно убеждая самого себя, что кораблик на месте, чего ему сделается. Что с того, что робот и одежда… Нет, эта не та тема. Нервы ведь не восстанавливаются без нейрохирургии.

Тут голова сама по себе начала поворачиваться, чертя взглядом по пляжу. Медленно и ровно, словно я на время одолжил башку у Умника. Казалось, даже несуществующие сервомеханизмы чуть слышно загудели где-то под основанием черепа.

Песочек, песочек, песочек янтарный, песочек серый, травка… Травка… травка… стоп! Ты что, себе не доверяешь, парниша? Сам себе не веришь? А ну отверни морду обратно. Нечего туда глазеть. Лежи себе, загорай, наслаждайся покоем и приятным отдыхом. Я тебе сказал, морду в песок! Что, своим телом управлять разучился, рефлексы одолевают, как зевота? Сейчас отжиматься начнешь… Хочешь? Нет? То-то же… Что? Уже не прочь, лишь бы туда посмотреть? Ладно, поворачивай рыло и смотри – успокой душу. Я тебе сказал, поворачивай. Тебя что, приклеило, а? Да не трусь, там полный порядок… А вдруг? Без всяких вдруг. Давай, парень, не робей, на счет три. Раз, два… Готов, нет? Стараешься? Молодец, сейчас три будет. Что-то шея у тебя как деревянная. Ну да, как у того саксаула, что давно дождя не видел. Два с половиной сказать, говоришь? Нет, мы же никогда не останавливаемся на половине. Внимание… Три!

Ну что убедился? Что, ты еще не повернул свое ры…

Вот так-то лучше.

Стоит?

Я же говорил, что ему сделается.

Блестит на солнышке, как надраенная металлическая задница. А сзади корабля лес. Густой, могучий… Красивый, зараза. Вместо нашего давно уже трубы промышленные дымят, а что такое лес – молодежь только на картинках видит. И пневмопалатка на месте.

С огромным облегчением я принялся стряхивать с себя налипший песок, натужно посмеиваясь над своим страхом и, неизвестно для какой рожи на этом пустынном пляже, делая вид, что со мной все в порядке и ничего особенного не произошло. Но тут мои нервишки не выдержали, и я изо всех сил рванул к космолету, да так, что пятки засверкали, разбрасывая струйки песка не хуже пескоструйной машинки, предназначенной для разработки открытых месторождений разной полезной ерунды. Тут мне уже было не до размышлений о том, что случилось с плотом, комбезом, излучателем и Умником. Умника было жаль… Хороший был парнишка, хоть и железяка в натуре.

Я уже прочесал половину пути до травяного газона, когда до меня снова донесся шорох, тот самый, что я слышал перед уходом на корабле, но многократно усиленный.

Я резко вскинул голову, и как раз в этот момент пневмопалатка решила истаять серым туманным облачком, которое на мгновенье зависло над травой, а затем, устав бороться с гравитационным притяжением, мягко осыпалось вниз, в траву, канув в нее без следа… Взгляд метнулся вправо, к космолету. А затем… А затем моя грудь исторгла дикий вопль, огласивший окрестности не хуже заполошной сирены пожарной машины. Если бы кто-то в этот момент врезал бы мне увесистой дубинкой по затылку, то ощущение, посетившее меня при взгляде на открывшееся зрелище, было бы схожее.

Ноги на скорости зарылись в траву, я встал, как вкопанный, едва не кувыркнувшись по инерции через голову, в которой осталась только одна фраза: «мать вашу», которая и вертелась в ней наподобие молитвы.

Мать вашу, мать вашу, мать вашу…

Очертания космолета менялись на глазах. Он как-то стремительно поблек, заколебался, словно мираж в пустыне, и… стал оседать. Сначала рассыпались верхние надстройки, стекли ручейками серой пыли по потерявшей блеск обшивке, потом пришел черед самого корпуса. Мать вашу. Обнажились и рухнули ребра отсеков, в прах рассыпалась рубка, осели дюзы. Вашу мать. Космолет развалился как песочный домик под порывом ветра. От него остался лишь внушительный холм проклятой серой пыли.

Я стоял, словно выпотрошенный. В голове продолжала крутиться бессмысленная фраза, словно весь мой разговорный лексикон урезался до двух слов. Вашу мать.

Наконец дар речи вернулся, и я принялся в разных вариантах прокручивать мысль о том, что только что получил билет пожизненного одиночества… причем доживать придется на чужой, незнакомой планете… Если в следующую секунду сам не превращусь в кучку серой пыли. В любом случае, отлетался. Машу вать. Тьфу, зараза!

В бессильной злости я врезал ногой по траве и бесцельно поплелся обратно к пляжу, в тупом отчаянии глядя под ноги…

Не знаю, сколько я так бродил. Внутри словно выключился какой-то выключатель, и время размылось и пропало. Когда он включился снова, я обнаружил, что сижу на песке около воды, вытянув ноги в сторону моря и опираясь на ладони. С легким всплеском на пятки набегали теплые волны, в затылок светило ласковое солнышко, а я размышлял о превратностях судьбы. Я ведь собирался представить планету для колонизации, а она заарканила меня самого, и теперь я уже ничем не мог ей навредить.

Задним числом вспоминаю, что не сразу обратил внимание на тень, упавшую на меня сверху. Тень оказалась весьма внушительной, – такую же мог отбросить мой бедный космолет, пока был жив, но я был так занят своими тягостными мыслями, что поднял взгляд лишь через минуту, и то совершенно машинально – непростительная расслабленность для разведчика, хоть и бывшего.

Есть на свете много разных страшных вещей, куда пострашнее потери космолета на незнакомой планете вдалеке от известного космоса… Да, черт возьми, и одна из таких штуковин как раз смотрела на меня. Когда извилины, зациклившиеся на переживаниях, наконец, сработали как надо, волосы буквально встали дыбом от второго потрясения за этот проклятый день!