Айзек Азимов - На суше и на море [1969]

На обследование Медвежьих гор уходит часа два-три. Этих-то часов хорошей погоды нам вчера и не хватило. Но теперь уже дело сделано. Поворачиваем к дому, осматриваемся по сторонам, разыскивая следы нарты Ульвелькота. Мы встретили ее за первыми отрогами Безымянных гор. Оказывается, в пургу Ваня тоже начал искать затишья, но счел за благо повернуть назад, в уже знакомые им с Феликсом места. Ночлег их был куда приятнее нашего: в палатке, после горячего чая. Теперь они ехали разыскивать нас.

До Ваниного дома добираемся опять ночью. За ужином подводим предварительный итог: обследована вся западная часть острова, найдены и картированы шестьдесят с лишним берлог, слегка обморожены щеки и носы у Нанауна и у меня.

Пять полных суток бушевала пурга. Ураган достигал редкой, даже для этих мест, силы: он нес не только снежинки, но и подхваченные у магазина бочки и пустые ящики, сорванные с домов доски и листы железа. В середине дня не было видно, что делается за пределами вытянутой руки, переход в соседний дом требовал огромного труда. Зато с окончанием пурги резко потеплело, явно повеяло весной.

Ураган взломал льды, и невдалеке от берегов открылась широкая полынья, форма и размеры которой точно обозначились в ее отражении — водяном небе. К открытому морю стягивались нерпы, на остров стали чаще заглядывать одиночные медведи. Один из них подошел к полярной станции рано утром и был встречен отчаянным собачьим ревом. Мишка оказался трусоват. Кое-кто из проснувшихся полярников увидел лишь желтый зад зверя, мелькающий среди прибрежных торосов. Другой пришел на станцию в середине дня, когда разморенные солнцепеком собаки крепко спали. Его появление выманило из домов толпу фотолюбителей. Фотографы, мешая один другому, суетились, самые храбрые мельтешили перед идущим медведем, без конца щелкая шторками затворов. Но мишка не спеша, с достоинством прошел по косе мимо домов и скрылся в море.

Как-то днем мы с Нанауном бродили по косе за станцией. Василий показывал мне места, где выгружался пароход с первыми переселенцами, где стоял первый сооруженный ими дом. Старик увлекся воспоминаниями, начал рассказывать интересные случаи из своей жизни.

Однажды летом Нанаун куда-то шел пешком по берегу моря. В дороге его разморила жара, он снял с себя нерпичьи торбаса, разложил их на каменных плитах для просушки и прилег отдохнуть. Проснувшись, Василий увидел склонившегося над торбасами мишку.

— Однако он больше этого был, — спокойно продолжал рассказчик, показывая куда-то рукой. Я оглянулся и невольно вздрогнул. Вдоль косы по припаю брел крупный статный зверь почти в чисто белом меху. Хорошо различалось движение его лопаток, чернели «ладони» и «пятки» размеренно поднимаемых лап. Можно было рассмотреть даже, как волокутся за его задними ногами по снегу пряди длинной шерсти. Нас медведь не удостоил своим вниманием. Он направился было к кухне полярной станции, но, услышав лай заметивших его собак, остановился, постоял в недолгом раздумье и свернул в торосы.

— А что же было дальше? — спросил я Нанауна.

— Как я зашевелился, медведь один торбас схватил, убежал. До сих пор жалко, совсем новый торбас был, — со смехом закончил Нанаун.

Солнце перестало прятаться за горизонтом и светило круглые сутки. На южных склонах гор на глазах расплывались черные пятна пропарин. В голубом весеннем небе без конца звенели песни пуночек, по ночам из тундры доносилось нежное воркование токующих самцов белых сов. Остров постепенно оживал, но весна пока не мешала НЕдпей работе. Несмотря на то что некоторые из берлог пустовали уже больше месяца и не раз задувала пурга, они все еще оставались хорошо заметными. Обследование острова подходило к концу, на наших картах с каждым днем оставалось все меньше «белых пятен».

Невезение продолжало преследовать только кинооператоров. Им никак не удавалось отснять главный эпизод — прогулки медведицы с медвежатами у берлоги. Анатолий Александрович и Игорь предпринимали отчаянные усилия, но звери всячески избегали встречи с ними. Несколько раз съемку срывала погода: в самый ответственный момент то исчезало солнце, то медвежья семья скрывалась в пелене начавшейся поземки. За найденную жилую берлогу была назначена солидная премия, и многие охотники в надежде заполучить ее рыскали по острову во всех направлениях (наши карты они пополнили несколькими новыми точками). То и дело отправлялись на поиски сами кинооператоры, но безуспешно. Шансы их с каждым днем все уменьшались, и тогда Анатолий Александрович прибег к крайней мере (надеюсь, он не посетует на меня за выдачу его профессионального секрета).

Еще в марте охотники привезли кинооператорам медвежонка. Это беспокойное существо жило дома вместе с нами и пока снималось лишь на «вторых ролях». Теперь он стал «солистом». В снежном надуве у поселка была вырыта яма, изображающая берлогу. Медвежонок довольно правдиво «сыграл» выход из нее, прогулку, хотя скатываться со склона не пожелал. Затем начались съемки в ближайших торосах, где идущий малыш изображал уже… медведицу. И вот счастье как будто бы улыбнулось. Двадцать второго апреля примчался гонец с известием, что найдена жилая берлога у прибрежных утесов южного берега к востоку от поселка. Обрадованные операторы тотчас собрались в путь.

Увы, и на этот раз главный эпизод отснят не был. Берлога действительно оказалась обитаемой, но теперь сплоховала медведица. Лаз из ее убежища длиной по крайней мере метров пять поднимался вертикально, и выйти по нему медвежата не могли. Мать вела себя очень осторожно. Высовывала наружу лишь кончик носа и, уловив запах люден, моментально скрывалась. Анатолий Александрович и Игорь провели здесь несколько дней, не раз переставляли палатку, скрывающую нацеленный на берлогу киноаппарат, но, вспомнив прописную истину про синицу в руках и журавля в небе, вернулись домой, чтобы продолжить съемку своего «актера».

Тридцатого апреля мы с Нанауном выехали на восток острова и ночью, давая собакам передышку, остановились у скал. Сюда уже вернулись обитатели расщелин — чистики. Десятки этих черных краснолапых птиц со свистом пролетали мимо, скрывались в море за торосами, возвращались обратно. Да и сами скалы напоминали теперь подготовленный к сдаче жилой дом. Так же разгорались страсти вокруг этажей и квартир. Где-то затевалась потасовка, кто-то из нетерпеливых жильцов уже чистил укрытия, выбрасывал из них накопившийся за зиму снег. Свист чистиков переплетался с трелями пуночек. Высоко в небе с хриплым клекотом проплыла почти белоснежная полярная чайка — бургомистр. Собаки растянулись на снегу, часто дышали и не обращали внимания на царящее вокруг оживление. Но вдруг вскочил ощетинившийся Апсинак, поднялась и с лаем рванулась к торосам вся упряжка. Привычным движением Нанаун навалился на остол и удержал собак. Надежно привязав их, мы забрались на торос. По припаю шли три медведя, один большой и два маленьких, следы зверей тянулись от надува под ближайшей скалой. Там чернел вход в берлогу (малышам все же удалось из нее выбраться), в стороне торчали шесты от палатки.