Айзек Азимов - На суше и на море [1969]

Через несколько дней мы вернулись в Тора-Хем. Перед нашим отлетом, чокнувшись с нами на прощание, Леня начал интересный разговор.

— Нс пойму я, однако, зачем вы приезжали? Породы не собирали и карт не рисовали. Рыбы, правда, наловили. Я вон полбочонка засолил. В Москву, что ли, повезете?

— Нет, не повезем.

— Что же вам надо? Мокли в лодке, мерзли в палатке по ночам, в горы лазили за тремя кедровыми шишками.

— А помнишь, Леня, ты нам про старателей рассказывал?

— Ну?

— Так вот, одни старатели землю моют, света белого не видят, чтобы деньги, как ты сказал, прямо из земли да в руку. А другие стараются истину отыскать. Мы говорили тебе, что болезни изучаем. Много их. Люди гибнут. Но почему? Не всегда известно. И вот сидят ученые и тоже белого света не видят. Одна у них цель — найти самое начало, причину болезни. И чем дальше, тем труднее такую золотую крупинку намыть. Стоит сбиться ученому, и окажется, что не ту породу всю жизнь моет. И нет золота.

— Зачем, однако, в Туву ехать?

— Вот и возникнет желание, — продолжал я, — белый свет посмотреть, свои мысли из головы выкинуть да разглядеть их со стороны — ту ли породу моешь? А чтобы мысли выкинуть, надо голову другим интересом занять. Вот ты, Леня, Москву не видел. Скажи, хочется тебе ее посмотреть?

— Ну?

— А зачем? Скажешь — интересно. Вот и нам Туву поглядеть, тайменя поймать интересно. И Байкал посмотреть хочется. На Амур и на Чукотку заберемся! Ты вот волковать любишь. Видно, у тебя особая страсть к этому. А зачем? Соболя, пожалуй, легче добыть, безопаснее, и шкурка дороже.

— Да, — задумчиво произнес Леня, — занятно с вашей наукой получается. Тысячи людей Енисей видят, а к его началу, может, один-два человека добирались. Карту нарисовали и рассказали всем. Слышал я, не сразу туда дошли. Тоже старатели. Я вот старателем по золоту не стал. Это хорошо. Жаль, что другого старателя из меня не вышло.

— Не то говоришь, Леня. Каждый человек в своем деле старатель, если он душу в дело вкладывает. А белый свет, сам сказал, видеть хочется.

— Да. На следующее лето, однако, в Москву съезжу. Посмотрю.

— А в Париж не хочешь? — засмеялся Старик.

— Нет, — серьезно и веско ответил Леня, — я сначала Москву посмотрю.

Об авторе

Петров Рэм Викторович, профессор, доктор наук, заведующий лабораторией Института биофизики Министерства здравоохранения СССР. Родился в 1930 году в г. Серафимовиче, Волгоградской обл. Окончил Воронежский медицинский институт. Автор 5 монографий и более 100 научных статей. Как автор научно-художественных произведений выступил с книгой «Сфинксы XX века» (изд-во «Молодая гвардия», 1967) о пересадке органов и тканей и об иммунологии и очерками «Мужество научной объективности». В сборнике публикуется впервые. В настоящее время работает над книгой «Человек делает открытие».

Отрывок из книги

Перевод с английского Э. Я. Полиенко

Рис. М. Сергеевой

Образцы «архитектуры» в животном мире чрезвычайно разнообразны. У некоторых животных весьма смутное представление об удобном жилище, другие же создают удивительно сложные постройки. Странно, что даже среди близких по виду животных наблюдается бесконечное разнообразие «вкусов», касающихся расположения и размера жилищ, выбора материалов, используемых для строительства.

В мире пернатых можно найти жилища любого размера и формы. А у некоторых видов вообще нет гнезд, например у королевского пингвина, в распоряжении которого никаких других материалов, кроме снега, нет. Пингвин носит яйцо на больших плоских лапах, а перья на животе нависают над яйцом и прикрывают его. Каменные стрижи строят хрупкое, в форме чаши гнездо из слюны и прутиков и прикрепляют его к стене пещеры. Очень любопытны гнезда у разных видов птиц-ткачей, обитающих в Африке. Один из видов этих птиц живет колонией в гнездах размером с полстога. Такое гнездо напоминает многоквартирный дом, в котором у каждой птицы свое помещение с отдельным входом. В этих гигантских гнездах вместе с «законными» жильцами селятся разнообразные мелкие животные — змеи, белки и другие. Неудивительно, что под тяжестью этих колоссальных гнезд нередко ломаются деревья. Обыкновенная птица-ткач из Западной Африки строит из пальмовых волокон аккуратное круглое гнездо, похожее на небольшую корзинку. Эти гнезда подвешены на ветках, так что дерево кажется усыпанным какими-то непонятными плодами. Звонкоголосые владельцы гнезд вступают в брак, высиживают яйца, вскармливают птенцов, пререкаются с соседями. Все это напоминает жизнь какой-нибудь небольшой деревушки.

Сооружая гнезда, ткачи научились завязывать узлы. Гнезда ткачей крепко привязаны к ветке, и нужно приложить большие усилия, чтобы сдвинуть их с места. Однажды я наблюдал, как ткач строил гнездо; это было поразительное зрелище. Он облюбовал для этого тонкую ветку высоко на дереве и подлетел туда с длинной ниткой пальмового волокна в клюве. Ткач сел на ветку, которая тут же начала раскачиваться, и он замахал крыльями, пытаясь сохранить равновесие. Наконец, усевшись достаточно прочно, он принялся жонглировать ниткой, пока не ухватился за самую ее середину. Потом попытался навесить ее на ветке таким образом, чтобы концы свешивались с одной стороны, а петля с другой. Ветка продолжала раскачиваться. Несколько раз ткач ронял нитку на землю и подбирал ее. Наконец он перекинул ее через ветку так, как ему хотелось. Тогда ткач придавил волоконце лапкой, наклонился вперед и продернул два свободных конца с одной стороны ветки через петлю на другой стороне и туго затянул их. После этого он полетел за следующим волоконцем и повторил весь трюк. Он занимался этим весь день, и к вечеру было завязано около тридцати ниточек, причем их концы болтались на ветке, напоминая бороду.

К сожалению, я пропустил следующие этапы строительства, и, когда снова увидел гнездо, оно было пустым: ткачи, по-видимому, вывели птенцов и улетели. Гнездо своей формой напоминало фляжку; на его конце было маленькое круглое отверстие, загороженное чем-то вроде крылечка из переплетенных волокон. Я попытался оторвать гнездо от ветки, но это оказалось невозможным, и в конце концов пришлось отломить ветку. Затем я попытался разорвать гнездо и посмотреть, что находится внутри. Но мне понадобилось немало времени и сил, чтобы сделать это, настолько искусно были переплетены и связаны пальмовые волокна. А ведь единственными инструментами птице служили ее собственные клюв и лапки!