Айзек Азимов - На суше и на море [1969]

У нашего змеелова на руке и ноге появились обширные отеки, развились пузыри с прозрачной жидкостью. Несколько раз он ненадолго терял дыхание. Грелки, инъекции адреналина с кофеином, сыворотка не принесли улучшения.

Резиновые подушки со смесью кислорода и углекислого газа были разбросаны всюду. В полуоткрытую дверь тянулось из коридора сизое облачко. Там нервно курили. У змеелова стал все чаще пропадать пульс, лицо и шея багровели. В начале второго часа ночи человек, лежавший на диване в кабинете директора, бессильно уронил голову. Все было кончено…

В соседней комнате отчаянно боролась со смертью Баталина. Пульс слабо прощупывался. В течение шести часов ей ввели двести сорок миллиграммов сыворотки «антикобра», глюкозу и вещества для поддержания деятельности сердца. Еще через два часа всем стало ясно, что ее жизнь вне опасности. Выдержке Баталиной позавидовал бы любой мужчина… Дело в том, что при лечении от змеиного яда большое значение имеет психическое состояние человека, моральный фактор. Только от сознания, что их укусила змея, многие пострадавшие полностью лишаются самообладания. Это вполне понятно. Но необоримое чувство страха очень осложняет лечение. А Ирина Павловна, работая столько лет со змеями, научилась смотреть на них как на обычных пресмыкающихся, наделенных некоторыми неприятными свойствами. Она их не боялась, как боится большинство людей, не видела в них ничего сверхъестественного. Так по крайней мере мы думали. Возможно, впрочем, она просто умела владеть собой.

На второй и третий день у нее возобновлялись рвота и судороги рук и ног. Что и говорить, на работе у нас в те дни ничего не клеилось. Мы ходили подавленные и мрачные, и перспектива брать в руки ядовитых гадов приводила многих в содрогание. Когда на шестой день руководительница нашего института первый раз прошлась по лаборатории, в обычной деловой манере расспрашивая о работе, мы устроили ей шумную встречу и подобающим образом отметили ее выздоровление.

Скоро все вошло в обычную колею, потекли будни, похожие друг на друга, как близнецы. Я делал инъекции лошадям и проверял сыворотки на животных. Кошки, например, менее чувствительны к яду кобры, чем собаки, а черные голуби, как ни странно, более, чем белые. Наименее чувствительны к нему лягушки и коричневые крысы, опаснее яд для белых крыс, мышей, морских свинок и в еще большей степени для кроликов.

Признаюсь, в моей работе долго ничего не получалось. Я выделил отравляющие начала. Это оказалось довольно сложно, но дальше дело некоторое время не двигалось. Я был раздражен серией неудач и старался реже встречаться с Ириной Павловной. Вероятно, она замечала, что я нервничал, потому что как-то после очередного собрания комсомольского актива в начале июня зашла в мой кабинет с очевидным намерением поговорить. Баталина застала меня за довольно хаотическими поисками в груде специальной литературы некоего «нового пути». Я в смущении сгреб авторитетов в выцветших переплетах и освободил стул.

— Зачем столько нервов, Всеволод, — внешне серьезно заметила она, присаживаясь. — Ни вы, ни книги не виноваты. — Она оперлась на локти и машинально надела очки, которыми пользовалась, когда читала. Тем же непроизвольным движением она сняла их.

— В них можно найти почти все, но ничего из того, что нужно мне, — невпопад сказал я.

— Но «они» не знали, что нужны будут вам именно сейчас.

Я подумал, что она рассмеется. Сам я не находил ничего смешного. Я был взволнован и недоволен собой.

— А вы определенно знаете, что хотите найти?

Мне оставалось пожать плечами.

— Честно говоря, только приблизительно.

— Может быть, поэтому они и молчат?

— Уже столько времени я вожусь с этим… и все впустую. — Я начал искать под грудой книг сигареты.

Баталина внимательно смотрела на меня, будто впервые видела.

— Вы не возитесь, Всеволод, а ищете. И я уверена, что ваши поиски многое вам дали. Сейчас они, возможно, незаметны, но потом вы почувствуете. Так всегда и со всеми. Со мной было то же самое. Вначале я, случалось, совсем отчаивалась, пока не поняла, что еще не втянулась в меняющийся ритм успехов и неудач. Процессы мышления слишком субъективны… Почему бы вам временно не отвлечься от вашего дела?

— Отвлечься? Вы находите, что так будет лучше?!

— Нахожу. Вполне серьезно. Не удивляйтесь. Убеждена, что голова ваша достаточно загружена всем, что ей нужно. Оставьте ее на время без новой «пищи». Стимулирование мысли нужно строго дозировать. «Шестерни» мышления могут раскрутиться сверх оптимальной величины и утратить логическое сцепление друг с другом. У нас у всех временами бывает состояние, которое ведет только к нервному истощению, когда голова гудит, мыслей много, а толку мало… Дайте голове передышку. Переключите внимание на другое, даже на пустяки, скажем почитайте фантастику. В библиотеке, кажется, что-то имеется… Послушайте меня: не подстегивайте вашу мысль. Позднее вы неожиданно для себя и в лучшей форме вернетесь к вашей теме, возможно даже с готовым планом. Вы не можете не знать, что временное «безделье» в науке не безделье бездельников. Часто оно предшествует качественному скачку.

Я слушал Баталину с прежним смущением, хотя находил, что она до известной степени права. Однако следовать ее совету не стал. Затем неожиданно наступил момент, когда я осознал, что сыворотка получена…

Ночь после моего открытия я провел лежа одетым на постели, глядя из темной комнаты на смутно рисовавшиеся на звездном небе кроны персиковых деревьев. Сильное возбуждение не давало мне уснуть. Наконец я принялся бессмысленно шагать по комнате, натыкаясь впотьмах на стулья. Я разговаривал сам с собой, окрыленный успехом, собирался, кажется, объявить тотальную войну всему злу на земле. Конечно, я не мог желать поголовного уничтожения всех змей. Я знал, что если не трогать их, то они заслуживают репутацию полезных животных, во множестве истребляющих различных вредителей — насекомых и грызунов.

Захотелось пить. Я на ощупь налил в стакан, залпом осушил его и попытался сосредоточиться на завтрашней работе. Но одна и та же мысль преследовала меня: «А не проверить ли сыворотку на себе, немедленно, сейчас! Выбраться в сад, дать укусить себя гамадриаду и сразу вернуться… Стоит ли дожидаться, когда в Индии обнаружат жертву гамадриада?!»

Кажется, я был близок к тому, чтобы прыгнуть в окно. В тот момент я рассматривал такой поступок едва ли не как свой долг. Меня остановило только то, что среди ночи может подняться переполох и я прослыву мальчишкой-авантюристом… Да, именно это соображение и остановило меня. А затем случилось непоправимое.

Всю следующую неделю я посвятил проверке полученной сыворотки. Ставил один эксперимент за другим и убеждался, что не ошибся. Тогда счел возможным сообщить о результатах Баталиной. В точности помню весь разговор и последовавшие за ним события. Мой рабочий журнал лежал на ее столе. Побледневшее, осунувшееся лицо склонилось над исписанными страницами, коротко подстриженные волосы делали ее похожей на подростка. Она была как всегда аккуратна и подтянута. Несмотря на жаркую погоду, чистый, без единой морщинки халат был застегнут на все пуговицы.