Бернгард Гржимек - На суше и на море [1968]

Все поняли, куда клонил капитан. Кому-то надо пойти в разведку. Только как вырваться из затопленного судна? Единственный выход — нырять вниз, в рубку. Из нее надо суметь попасть в наружную дверь и потом уже вынырнуть через водяную толщу на поверхность. А что ждет там? Шторм? Хищная косатка?

Пестерев чувствовал шум в голове, покалывало сердце. Ему, бывшему подводнику, такое ощущение знакомо: содержание углекислоты в воздухе выше нормы. Норма — полпроцента. А сколько сейчас? Наберется этих процентов шесть-семь — и конец.

— Товарищ капитан, разрешите я попробую, — сказал он. — Лучше меня в части никто не плавал. И через торпедный аппарат приходилось выходить. — Матрос размял закоченевшие руки и, подняв их над головой, потер ладонь о ладонь.

— А может, мне? Я тоже служил на флоте, — перебил Рублев.

— Тебе, Макар Григорьевич, надо побыть тут, — мягко возразил капитан.

— Конечно, тут, — торопливо подтвердил Амелькот, еще теснее прижимаясь к Рублеву…

— Добро! — твердо сказал Сазанов. — Значит, решение таково. Первым иду я, за мной Пестерев.

— Дмитрий Иванович! У тебя же трое… — шепнул парторг. В ответ ему на плечо легла тяжелая рука капитана.

— Виталий, готов? — спросил он.

— Да. Сейчас гармонь отвяжу.

— Гармонь? Зачем?

Гармонь всхлипнула, фыркнула брызгами. Пестерев прошелся вниз-вверх по ладам. Густые, тяжелые звуки полились быстрей и быстрей. Звуковая лавина ударяла по барабанным перепонкам, оглушала, слепила.

Резко, с шумным выдохом сомкнулась гармонь. Капитан и Пестерев двинулись к выходу.

Рублев положил руки на плечи Амелькота и Дабанова, стиснул зубы. Он понимал, что капитан и матрос сознательно шли на подвиг, жертвовали собой, чтобы спасти их, остающихся в кубрике. Спасти в любом случае. Если достигнут берега и приведут помощь и даже если погибнут, то отсрочат момент гибели оставшихся, отказавшись от своих долей воздуха.

Первым нырнул капитан. Все затаили дыхание. Слушали. Но ничего, кроме неясного клокотания, не было слышно.

— Ну пока! — сказал Пестерев. Раздался сильный всплеск воды. И снова в кубрике стало тихо.

— Пить, — чуть слышно шептал пересохшими губами Амелькот.

В Пахачах «Боевого» ждали с часу на час. Все знали от Милки Кочан, что продуктов команда взяла только на сутки.

Милка, засунув руки в карманы модного плаща, направилась в кино. За ней пристроилась пятерка морячков. Ребята, широко улыбаясь, шагали точно в ногу за Милкой: огромные, с завернутыми по-мушкетерски голенищами сапоги ступали след в след каблучкам-шпилькам. Вдогонку им несся смех, поощрительные возгласы:

— Ишь, черти, пришвартовались! Да вы смелей! Успевайте, пока ее усатый в море.

Милка как будто ничего не замечала. Подняв голову со взбитой, отливающей медью прической, она свернула к клубу. На волейбольной площадке пасовалось несколько парней.

— А ну-ка, Мила, дай!

Девушка, неожиданно легко для своей крупной фигуры, подпрыгнула и, развернувшись, резко, сверху вниз, послала мяч в шествовавших сзади поклонников. Один из парней схватился за голову.

— Крепко срезала! — криво улыбнулся пострадавший, вытирая кепкой вымазанный лоб.

— Говори уж прямо: врезала, — хохотали товарищи неудачника.

— Остальное Витька добавит, — пообещала Милка.

Киномеханик уже подкатил ко входу в клуб бочонок и поставил на него кассу — две пустые консервные банки. В одной лежала пачка билетов, вторая — для денег. Каждый подходил, отрывал сам билет и оставлял деньги.

Клуб был переполнен. Из-за шторма в устье Пахачи собрался чуть ли не весь флот. На сейнерах оставались только вахтенные.

Милка, кося глазами, все ждала, что в лагуне появится вымпел «Боевого». Даже загадывала: «Вот досчитаю до десяти и раздастся сирена». Но вместо сирены услышала звон колокольчика.

На склоне сопки Ильписхунай, полого спускавшейся к косе, показалась собачья упряжка.

— Бабушка Рукхап! — Милка шагнула навстречу.

— Амто! Торово! — улыбалась старушка.

— Здравствуйте, чичине! А Амелькота нет, «Боевой» еще не вернулся.

— И-и, пусть. Я буду кино смотреть. — Старая корячка, воткнув в песок остол, стала ловко отстегивать у собак алыки.

Псы, пять пар, сразу же улеглись и высунули языки: умаялись тянуть нарты по мокрой траве. Это не то, что по снегу. Только одна сучка с бельмом на левом глазу крутилась возле хозяйки.

— Хо-ох! Совиная голова! — прикрикнула на нее Рукхап, И пояснила: — Стара уж, как я стара, а дома не остается. Стыдно ей без работы. Это тунгутумам отдашь, — подала старушка Милке кожаную торбу. — Гос-тин-цы, — выговорила она трудное слово и рассмеялась.

Рукхап, мать Амелькота, жила на стойбище, но каждую субботу приезжала в Пахачи проведать сына, привозила из тундры то туесок морошки, то вареных оленьих языков, то связку свежей юколы из лосося.

— Я схожу на рацию, чичине, — сказала Милка. — Сейчас начнется связь. Узнаю о наших.

— И-на-на! Возьми меня с собой, — попросила Рукхап и, не дожидаясь ответа, подоткнула малицу, засеменила вслед.

Радистка принимала сводки.

— С «Боевого» есть что? — спросила Милка, положив на стол перед радисткой горсть конфет «Золотой ключик».

— Вот, — подала та кипу телеграмм.

Милка пробежала глазами строчки:

«Штормовое предупреждение тчк Всем судам рыбокомбинатов и колхозов Востока Камчатки тчк Прогноз погоды от 08 до 20 часов по морям омывающим Восток ветер юго-восточный 9—10 баллов тчк Дождь снег видимость менее одного километра тчк Высота волны…»

— Так это вчерашние, — Милка перекидывала, не дочитывая радиограммы, и вдруг рука ее дрогнула.

«Всем судам находящимся в западном районе Берингова моря тчк Немедленно выйти на поиски МРС « Боевой » тчк Бассейновая инспекция », —

прочитала девушка вслух, повторила про себя, пытаясь осмыслить прочитанное.

— Вот еще с судов. — Радистка, отправив в рот конфетку, протянула три свежие радиограммы.

«Ведем поиски у береговой черты мыса Грозного тчк Видимость плохая снег».

«Находимся в Корфском заливе тчк Туман мешает просматривать берег.. .»

Милка задержала взгляд на телеграмме из Петропавловска, она была адресована помощнику капитана «Боевого» Дабанову.

«Дорогой Бальш нас родилась дочь назвала ее Элей как хотел ты твоя Галя».

— «Помощник капитана…»— Милка вспомнила, как молоденькая жена Дабанова — тоже из пахачинских сезонниц — приметывала на кителе мужа его первый золотой галун.

— На эту надо ответить сейчас, — сказала Милка.

— А кто пошлет?