Альбер Дюкрок - Первый человек из космоса

«Все хорошо… все в порядке… Старт прошел хорошо… Все в порядке…»

Эти отрывочные слова произносит Игорский. Кажется, их говорит человек, лежащий навзничь и с трудом удерживающий дыхание. В течение первой минуты его вес увеличился до 300 кило. Слышится вздох: двигатели первой ступени ракеты прекратили работу. На какую-то долю секунды — облегчение. Игорский инстинктивно пытается приподнять голову. Начало работы второй ступени снова прижимает его к матрацу. Нервы напряжены до предела. Рот кривится в усмешке. Перед глазами — серая пелена, затем она становится черной; это — предупреждение: неминуем обморок. Тело Игорского весит около 700 кило! Сердце бешено стучит, отражаясь на экране осциллографа пляской мультипликаций. Пульс, ритм дыхания — все увеличилось больше чем вдвое…

Работа последней ступени тянется дольше всего — от 3 до 5 минут, но проходит более размеренно. Астронавт все в той же позе. Шум затихает, постепенно уступая место полной тишине и ощущению странной легкости. Игорскому и без радиосообщения ясно, что корабль вышел на орбиту. Он не чувствует больше веса собственного тела. Он стал небесным телом, свободно парящим в своей кабине-спутнике, который «падает вокруг» Земли. Подобное состояние невесомости ему приходилось до сих пор ощущать лишь в очень краткие мгновения — в лифтах глубоких шахтных колодцев, во время «блошиных скачков» на реактивных самолетах…

«У меня такое впечатление, словно я сижу на огромном вращающемся шаре, — говорит Игорский. — Полное расслабление мышц. Нет больше ни верха, ни низа, ни правой стороны, ни левой. Кажется, что каждое твое движение тянется неопределенно долго. Стоит вытянуть руки вперед, — тебя отбрасывает назад. Стоит отпустить ремни, прикрепленные к ложу, — и плывешь, как пушинка на ветру. Я могу лишь карабкаться вдоль стен, цепляясь за ручки, точно ребенок в своем манеже, точно паралитик в своем кресле».

Но Игорский находится здесь не ради спорта, не ради развлечения. Он снова приникает к перископу с линзами, не пропускающими ультрафиолетовых лучей. Это окуляры с большим углом зрения и передвижным зеркалом.

«Хорошо, хорошо»! [1] Эти слова даны автором по-русски (примечание переводчика).

Его глазам открывается зрелище, представление о котором не может дать человеку никакой оптический прибор. Удивительное открытие — одновременно эстетическое и научное. На фоне полнейшего мрака плывут, пылая холодным блеском, без всякого мерцания, словно электрические лампочки, мириады звезд. Космический корабль каждые десять секунд делает полный оборот вокруг своей оси. Калейдоскопическая, головокружительная картина!.. Проходит 10–15 минут, прежде чем к Игорскому возвращается способность ориентироваться. И тогда до его сознания снова доходит человеческий голос, идущий из наушников и не позволяющий ему поддаться страху перед безмолвием бесконечных пространств. Вот наконец и Земля; он очень отчетливо различает ее изгиб…

«Я ясно вижу цвета освещенной части Земли, — кричит Игорский. — Ледники сверкают ослепительной белизной, облака переливаются, образуя странные белые океаны, меря сумрачны, а все остальное — в пастельных тонах…»

— Товарищ, ты проходишь сейчас над Веной. Ты должен с одной стороны видеть Москву, а с другой — Брест. Но, затерявшись в пространстве, ты теряешь представление о времени. Тебе пора позавтракать.

У Игорского такое чувство, словно прошла вечность или, скорее, время вообще остановилось, как бывает во сне. С сожалением отрывается он от перископа и начинает есть. Завтрак состоит из каши, которая находится в пластмассовом бурдюке; бурдюк нужно прижимать к губам, иначе трудно было бы высосать достаточный глоток пищи; а всякая жидкость сразу приняла бы форму шара и поплыла бы по кабине.

К счастью, довольно скоро инженеры сжалились над пассажиром, осужденным крутиться в небесной карусели: сейчас они стабилизируют кабину, и небо перестанет вертеться перед глазами космонавта. Повинуясь сигналу с Земли, фотоэлементы определяют линию горизонта и приводят в действие резервуары с сжатым газом; толчок, еще один — и вращение корабля прекращается; теперь он наклоняется в направлении, закрепленном с помощью гироскопа. Небо покачивается все медленнее и медленнее. И теперь у Игорского возникает ощущение полета над Землей на очень большой высоте. В 320 километрах от Земли он мчится со скоростью 7 725 метров в секунду, но чувствует он эту скорость не больше, чем жители Земли, которые мчатся вместе со своей планетой вокруг Солнца со скоростью 30 километров в секунду. Игорского переполняет невыразимое счастье…

«Внимание! Торможение!»

Игорский снова ложится, чтобы легче перенести снижение скорости: начинает работать двигатель «обратной ракеты»; теперь он чувствует вибрацию под собой: это стабилизирующее устройство перевернуло корабль другой стороной, как блин на сковороде. Напряжение тянется всего какую-нибудь минуту — и вновь возникает сила тяжести, но Игорский ощущает теперь почти нормальный вес своего тела. Взрыв специальных зарядов отделяет кабину от корабля. Три минуты передышки: снова тишина, которая продлится до тех пор, пока кабина не снизится до 150 километров. Трение о плотные слои атмосферы создает у Игорского впечатление, что он погружается в кратер вулкана или, находясь на борту пылающего батискафа, окунается в кипящую воду.

«Я лечу сквозь светящееся море пара. Вижу, как наружная стенка раскалилась докрасна, до 2 200 градусов. В кабине температура поднялась до 28 градусов, В то самое время, когда, как я чувствую, снаряд переходит в планирующий полет, торможение атмосферы создает опять ощущение тяжести, которое все усиливается, и мне кажется в этой удушливой жаре, что опять начинаются мучительные минуты, которые я пережил при старте».

Кабина окутана завывающей лавой. Игорский закрывает глаза и прижимает к ушам наушники — единственный источник бодрости, Взрыв — и внезапная тишина, какое-то покачивание… Легкое покачивание парашютов. Чудесный запах земли…

Б. С. Игорский. подопытный путешественник, — самый счастливый человек на Земле.

Эти слова даны автором по-русски (примечание переводчика).