Юрий Тупицын - Перед дальней дорогой. Роман

Лорка подобрал плоский камешек и швырнул в тёмную воду. Оставляя после себя пухнущие блинчики, камешек весело поскакал по озёрной глади. Удивлённо кувыркнулись и растеклись на пятна отражённые облака. Лебедь расправил и несколько раз лениво взмахнул крыльями, отчего стал похож сразу и на сказочную, диковинную лодку, и на неуклюжий самолёт.

- Может быть, и так, - нехотя согласился он, - только уж больно все это скучно.

У него и правда было скучное лицо, даже озорная зелень в глазах точно выцвела, завяла. Элла легонько прикоснулась к его руке кончиками пальцев.

- Что с тобой, Федор?

Он пожал плечами.

- Так, лёгкий приступ меланхолии.

Элла тихонько засмеялась.

- Лорка и меланхолия! Это что-то новое.

Судя по всему, она была и удивлена и довольна тем, что Лорка может пребывать в таком состоянии.

- Меланхолия - сестра разума. - Лорка поднял глаза на Эллу и серьёзно спросил: - Ты когда-нибудь видела меланхоличных зверей, Элла?

Она подумала и ответила:

- Видела.

- В зоопарке, - уверенно уточнил Лорка, - а если на воле, то это были больные или ущербные звери. Свободные здоровые звери - существа жизнерадостные и весёлые. Для них жизнь - это игра. Они играют, ухаживая друг за другом в пору любви, играют, скрадывая добычу, играют, удирая от врага.

- Хм!

- А ты вспомни, как танцуют влюблённые журавли, как кошки играют с пойманной мышью и с каким азартом под самым носом сытого льва танцуют зебры и антилопы.

Элла не без труда разглядела в глубине Лоркиных глаз лукавинку и покачала головой.

- Ничего-то для тебя нет святого! - Но в тоне её слышалось не осуждение, а интерес.

- Да, - упрямо повторил Лорка, - звери - счастливые существа. А вот неуклюжий предок человека, неудачник-меланхолик, которому недоставало ловкости жить на деревьях, в минуту озарения изобрёл труд, отделив его от игры.

- Тот самый труд, который создал человека, - проговорила она.

- Верно. Но он отделил человека от природы, лишил его первозданного счастья бытия. А ты подумай, с каким наслаждением со всеми тайниками своей многогранной души человек окунается в природу: в морские волны, степное разноцветье или любовную игру!

Элла будто внове разглядывала литые мышцы Лорки, его сумрачное лицо и лукавые глаза. Но её дисциплинированный интеллект между тем работал холодно и логично.

- Да, Федор, слияние с природой - это счастье. Но ведь мы не журавли, не кошки и не зебры, нам этого мало. У нас есть и другое счастье, - глаза Эллы похолодели, а голова гордо вскинулась, - власть над природой! Разгадка самых заклятых её тайн, движение в ширь и в глубь Вселенной.

- Да, труд вознёс человека так высоко, что кружится голова, - Лорка пытливо взглянул на женщину, сидевшую рядом с ним, - но сделал ли он его счастливым?

- Разве сам труд не счастье? - быстро спросила она.

- В дальнем пути саму дорогу не так уж трудно принять за цель путешествия.

- Значит, долой труд и да здравствует природа? Голый, счастливый человек на первозданной земле? - Элла вдруг засмеялась. - В принципе я не прочь попробовать. Боюсь только, что быстро надоест.

- Я хаю не всякий труд, Элла, а тяжкий труд.

- А если он служит великой цели?

- Цель у нас одна - сам человек, все остальное - от лукавого. А тяжкий труд, какой бы великой цели он ни служил, деревенит человеческое тело, сковывает разум, а самое худшее - сушит душу. И этому нет оправдания.

Разглядывая вдруг помрачневшее лицо Лорки, Элла с неожиданным, но так понятным для женщины её склада прозрением поняла наконец ход его мыслей.

- Ты мечтаешь о том, чтобы превратить труд в увлекательную игру? Это было бы прекрасно! Иногда труд и игра похожи как близнецы, но, по существу, их всегда разделяет бездонная пропасть.

- Все-таки, - с мягкой убеждённостью возразил Лорка, - эта пропасть иногда исчезает. Тогда труд и игра сливаются вместе, образуя гармоничное целое. Тогда говорят об озарении, о звёздных часах бытия, о постижении тайн мироздания не только разумом, но и каждой клеточкой тела. Труд - наслаждение, труд - радость, а не просто привычка или потребность…

Наступила минута молчания. Заходящее солнце, прорвавшись сквозь поредевшую листву старой ветлы, брызнуло в лицо Эллы горстью света.

- Никогда не думала, что у нас получится такой разговор, Федор.

- И я не думал, - откровенно признался Лорка, возвращаясь к действительности. - Скажи, Элла, ты веришь, что я, может быть, и не очень близкий, но все-таки настоящий друг тебе и Игорю?

- Игорю - да. - Элла привычно и холодно улыбнулась. - Хотя бы потому, что ты один из немногих, кто видел во мне прежде всего человека, а не женщину, за которой любопытно поухаживать.

- Тогда скажи, почему у вас произошёл разрыв? - Лорка заметил, что она начинает раздражаться, и поторопился добавить: - Я понимаю, дело это сложное, интимное…

- Вот именно, интимное, - перебила его Элла, - и мне не совсем понятно, почему им интересуется так много посторонних людей.

Она разглядывала Лорку, почти не поворачивая головы, лишь скосив глаза и чуть приподняв брови не удивлённо, а снисходительно и, может быть, брезгливо. Лорка вдруг и очень ясно понял, что никакие дипломатические хитрости с такой женщиной, как Элла, не помогут. Стоит ей почувствовать неискренность, даже недоговорённость, а Элла, безусловно, уже почувствовала это, как она замкнётся и откроет лишь тот минимум, к которому обязывает её простая вежливость и старая дружба, не больше. Если он, Лорка, хочет узнать её настоящие, истинные мысли, помочь ему может только откровенность. Лорка провёл ладонью по лицу и сказал негромко, без всякой эффектации:

- Тим погиб, Элла.

- Тим? - не поверила она.

Лорка скупо рассказал ей о том, что случилось с Тимуром. Лицо Эллы постепенно мягчело, на нем отразились раздумье и печаль.

- Тим погиб, - спокойно повторила она, но это было не равнодушие, а сдержанность человека сильной воли. - Какая нелепость! Прими моё сочувствие, Федор.

Лорка помолчал, а когда хотел заговорить, перехватил взгляд Эллы, это был необычный, несвойственный ей взгляд - в нем было нечто материнское. И Лорка сжал челюсти, снова опуская голову. Он не рисовался, ему вообще были чужды поза и рисовка, он и правда никак не мог привыкнуть к тому, что его друга Тима нет в живых.

- Хуже всего, - проговорил Лорка после долгой паузы, - может быть, это не простая смерть, а убийство.

По лицу Эллы пробежала тень изумления.

- Это несерьёзно, Федор.

- Это серьёзно, - возразил он упрямо и рассказал Элле все от начала до конца, он умолчал только о своём дурацком прыжке в овраг. Элла почти не перебивала его, она умела слушать, когда считала это нужным.

- Я помню Соколова, - сказала она с ноткой насмешки, - этакий розовый поросёночек, который, набив желудок, пришёл в бодрое настроение и задумался над тайнами мироздания.