Антон Ленников - Чашка кофе [СИ]

От автора: Я хочу горячо поблагодарить Megumi (kami.aka.megumi@gmail.com) за вычитку этого текста и принести извинения за то, что во время публикации рассказа на литературном конкурсе ДНС в Январе 2007 года, я забыл указать её имя. Моя победа на этом конкурсе, во многом заслуга оперативной корректорской работы Megumi.

Наша жизнь похожа на песочные часы, песок сыпется и никому не дано предугадать, как упадет каждая песчинка. Часто мы оглядываемся назад, вспоминая какие-то моменты своей жизни, что кажутся нам ключевыми, прокручиваем их в голове, представляя, как могла бы измениться наша жизнь, если бы тогда мы поступили иначе, сказали другие слова. Может быть тогда, наша жизнь бы стала лучше, счастливее, успешнее…

Наверное, всё началось с чашки кофе: моей красивой любимой фарфоровой японской чашки, пузатой, с голубыми блестящими боками, на которых был нарисован морской змей с алыми глазками-бусинками. Одно неровное движение локтем, и на миг я, словно в замедленной съемке, удивительно точно увидел каждую деталь, кофе, расплескивающееся на часы, китайский будильник на полке, где горели цифры 10:43, давно отколотый край на ручке, недоуменные огоньки дракона, он словно говорил «за что меня так», прежде чем разлететься грудой осколков. Кофе коричневой кляксой расползлось по клавиатуре, стремительно впитываясь в щели между клавишами. Огоньки Caps, Num и Scroll рядом с белой надписью Chicony замерцали, словно цветомузыка в ночном клубе, а на экране вместо ровных строчек текста поползла уродливая мешанина из цифр и символов. Под противный писк из динамиков компьютера я дотянулся до разъема PS\2 и выдернул провод. В мрачном молчании принялся собирать осколки. Чтобы убрать бело-коричневую лужу, что натекла возле компьютерного стола, пришлось сходить за тряпкой. Надежд на то, что клавиатуру удастся починить, даже не возникало, запах паленой электроники, смешивался с терпким кофейным ароматом. Из клавиатуры вытекала кофейная гуща и глухим стуком капала на пол. Пришлось отнести бренные останки в ванную. Кофе был горячий, и кнопки казались теплыми, словно у меня в руках было тельце странного только что умершего существа. Ни починить, ни склеить, как не склеить кофейную чашку, не склеить и мои отношения с Леной.

Когда же все пошло не так? Может, когда я забыл включить телефон, и она не попала на собеседование. Для неё это был большой шанс — работа в Токио, для Лены японский — вся её жизнь. Наверное, это и впрямь интересно — вникать в запутанные сплетение ключей в иероглифах и спряжения глаголов…

Я вдруг заметил, что уже несколько минут стою, приложившись лбом к холодной кафельной стене. Надо было что-то делать — пойти купить новую клавиатуру, закончить работу. Я посмотрел на себя в зеркало — в общем-то, ничего интересного, жесткие черты лица, полоска шрама под нижней губой, напоминание о полузабытом детстве. Усталые серые глаза, подернутые сеткой сосудов. Провел рукой по отросшей за неделю щетине. Почему-то именно эта деталь особенно остро напомнила мне, что мы расстались. Не пустая гулкая комната, а борода. Почти машинально, я намазал лицо пеной, достал бритву и провел по щеке. Лена всегда очень не любила, когда я был колючий. От жестких волосков у неё краснела верхняя губа, когда мы целовались…

Рука дрогнула, а на щеке собралась и поползла алая бусинка, пена порозовела. Я стер её тыльной стороной ладони, но она тут же стала собираться снова. Ранка была маленькой, но глубокой и кровь все не унималась, пока я, морщась, не смазал порез одеколоном.

Глотнул на кухне остывший с утра чай и пошел собираться. На удивление, это отняло много времени. В царившем в последнее время в квартире бардаке вещи приобретали удивительное свойство прятаться в самых неожиданных местах.

Наконец, рассовав по карманам пуховика мелочь, сигареты и сотовый телефон, в крайне скверном настроении я вышел из квартиры. Жить в центре города удобно, но несколько хлопотно: ободранные стены, исписанные матами, затейливыми граффити, (обычно тоже неприличного содержания). На первом этаже ниже заросшего паутиной пучка энергокабелей притаились почтовые ящики. Я не слишком люблю надолго здесь задерживаться, на первом этаже живет Сергей Приказчиков. Про таких говорят — не повезло в жизни. Не знаю, мне он всегда не нравился. Его выгнали из института за пьяную драку, а из армии он вернулся ещё хуже. Он нигде не работал, просто слонялся целыми днями по подъезду и во дворе. Вот и сегодня Сергей ежился в грязной и ободранной адидаске, покуривая папиросу. На давно небритом лице застыло блаженное выражение — судя по запаху, курил он далеко не табак. Он повернул ко мне лицо с огромными расширенными зрачками, так что глаза казались черными, нечеловеческими.

— Слышь, друган, займи бабок до получки? Ну, что тебе стоит, ты же у нас богатенький.

По слухам, Сергей приторговывал наркотиками, но денег ему вечно не хватало. Я постарался просто пройти мимо, сделав вид, что ко мне это не относится, но не вышло. Сергей схватил меня за рукав.

— Ты что не понял? К тебе обращаются! — я увидел его бледное, словно выцветшее лицо с сизыми жилками на носу, почувствовал запах гнилых, давно не чищеных зубов, и тут во мне словно что-то лопнуло, некая капсула ярости и отчаянья, что копилась все эти дни. Я почувствовал, как по жилам растекается жаркое пламя. В следующий миг Сергей отлетел к стене с выражением крайнего изумления на лице. Я, не давая ему опомниться, бил ещё и ещё, не чувствуя сбитых костяшек, не замечая истеричных воплей Сергея, впечатывал кулаки ему в лицо. Причем всё это время меня не покидало странное чувство, словно я смотрю кино, а всё это происходит не со мной. «Андрюша — воспитанный мальчик, он никогда не опуститься до драки». Воспитанный мальчик Андрюша схватил соседа за волосы и проорал:

— Если ещё раз ко мне прикоснешься или что скажешь — я тебя прикончу!

Когда я вышел из подъезда, слушая вслед проклятья, меня трясло, никогда не думал, что во мне может быть столько ярости и злости. Странно, но ненадолго это принесло облегчение, проблемы на миг отступили, наверное, где-то в глубине души я даже хотел чего-то такого.

Ноябрь — не самый приятный месяц во Владивостоке, резкий колючий ветер бросал в лицо снежную крупу. По дороге я купил кофе у неприятной толстой женщины, зычным голосом зазывавшей купить беляшей. Сжимая быстро остывающий стаканчик, я втиснулся в переполненный автобус. Под неодобрительный взгляд старушки, проводивший мои разбитые руки, я уселся на узкое сиденье «на колесе». За окном проползал унылый городской пейзаж, припорошенный грязным подтаявшим снегом. Автобус ехал медленно — в центре города всегда пробки. В кармане вздрогнул и затих сотовый. Всего лишь СМС от оператора: «обслуживание номера временно приостановлено». Я давно не пополнял счет, впрочем, это уже не имело особого значения. В городе с почти миллионным населением казалось, не осталось никого, кто мог бы мне позвонить или тех, кому хотел бы звонить я. Одиночество — это когда на почту приходит только спам и поздравление от автоматических служб. В спинке кресла до сих пор висела летная реклама. «Прыжок с парашютом — уникальный шанс, острые ощущения» — утверждал замызганный, цветастый листок.