Александр Тесленко - Дождь

— Мария, — ответила тихо.

Год тому назад. Арлену тогда исполнилось двадцать шесть. А дождь шел седьмой месяц.

До окончания концерта он не проронил больше ни слова, чувствовал неловкость за свою бесцеремонность; хотя Мария и не обиделась, как ему показалось, он ругал себя: «Мальчишка! Невоспитанный мальчишка!»

Но когда отзвучали цимбалы, умолкла свирель, когда затухающие звуки вытеснились постепенно нарастающим ярким светом и завороженные слушатели нехотя начали подниматься с кресел, а Мария, словно в нерешительности, направилась к выходу, он поравнялся с нею и спросил:

— Тебе понравилось?

— Разумеется, — сразу улыбнулась Мария, будто ждала вопроса. — Такие концерты сейчас просто редкость.

И где они разыскали все эти инструменты, такие старые и все еще действующие…

— Из музеев, должно быть…

— Да, да… Но звучат необыкновенно! Так просто и прекрасно. Правда?

— Где ты живешь? Не по пути ли нам, случаем?

Мария усмехнулась:

— Мы можем просто погулять… А тебя как звать, паренек?

— Арлен… Арлен Завира…

В тот вечер они несколько часов бродили под дождем, останавливаясь иногда под пластиконовыми крышами остановок и садясь в полупустые салоны рейсовых гравитобусов, а потом вновь выходя в слякоть города.

В тот волшебный вечер и дождь показался ему уместным, даже безобидным и веселым, он ласково щекотал лицо мелкими каплями. Арлен без умолку рассказывал Марии о себе, о том, как учился в университете, о работе на «Юлиоре», о своих отце, матери, хотя и не сказал ни разу, что Мария чем-то напомнила ему маму. Мария слушала и чуть заметно улыбалась, но о себе не рассказала ничего.

Они договорились о встрече на следующий же день.

И Арлен как на крыльях летел к центральному городскому парку. Мария пришла. Она показалась ему намного моложе, еще прекраснее, чем вчера. Ходили по парку, вышли к озеру и говорили, говорили, говорили…

Оба удивлялись, им есть о чем рассказывать друг другу, да так много и с таким восторгом! АрЛиана нисколько не обижало, что Мария называет его мальчиком…

«Мой милый мальчик», — как-то произнесла она. Арлен зажмурился от удивительного чувства восторга, нежности и чего-то неведомого.

Сказать, что Арлен впервые за свои двадцать шесть лет полюбил — так нет. Но никогда еще это чувство не было таким всепоглощающим и таким… болезненным. Он ощущал удивительное очищение, самосожжение; как постепенно дематериализуется, лишается воли, лишается всех желаний, кроме единственного — видеть Марию каждую минуту, только ее, а все остальное, весь окружающий мир пусть провалится хоть в тартарары навсегда!

Под большим зонтом они сидели на берегу озера.

Водяная поверхность трепетала, вся исклеванная каплями.

Видеть ее ! Ежеминутно видеть! Он гладил ладонью ее золотистые волосы. Мария не возражала, лишь мило улыбалась.

— Поцелуй меня, — попросила внезапно.

На следующий день Арлен не пошел на работу. Биокибер Дасий заменил его. И Мария тоже не работала.

Они снова весь день просидели на берегу озера. Любовались, как зыбится, дрожит небольшое озерцо, исхлестанное дождем. Разговаривали и целовались, Арлен фантазировал о будущей их жизни, а Мария слушала и посмеивалась странно. О себе она не рассказывала почти ничего, лишь смотрела на него кротко и время от времени тихо просила: «Поцелуй меня, Арлен… Так все неспокойно…»

Вместе они пробыли три дня. А на четвертый Мария не пришла. Арлен просидел весь день под большим зонтом на берегу озера один, слушая монотонный шелест дождя.

«Чем заполнить наступившую пустоту, Мария?! Отчего так? Странная тревога за будущее гложет меня. В чем выход? Чувство бесплодности всех моих усилий. Все надежды иллюзорны, они неизбежно рушатся. Нужно работать! Только труд может избавить человека от… отчаяния. Какого отчаяния? Сам не знаю. Но чувствую, что начинаю сходить с ума. Жизнь кажется абсолютно лишенной здравого смысла. Для чего я живу? Какая серость, однообразие вокруг! Так дальше продолжаться не может! Но что будет? Где Мария? Почему она оставила меня? И я ничего о ней не знаю… Трезвость мышления придет, когда уляжется страсть… Я не хочу жить!»

«В Академию наук

Немедленно сформировать специальную комиссию по изучению воздействия белоозерской гелиобульерной установки «Юлиора» на жизнь и психическое состояние людей и биокиберов.

Вплоть до полного изучения влияния неожиданного фактора воздействия приостановить проектирование и прекратить строительство других подобных объектов.

— Так тоскливо, Арлен. И так не хочется вставать…

— Но ничего не поделаешь — пора. Иначе ты опоздаешь на комбинат.

— А-а-а, и зачем все это…

— Не говори глупости. Сейчас почувствуешь себя бодрее.

Завира высунул руку из-под одеяла и нажал желтую кнопку на стене. Из овальной ниши домашнего синтезатора выплыл поднос с утренним кофе и завтраком.

— Зачем ты говоришь неправду?

— Почему неправду, Ольда?

— Я чувствую, ты меня обманываешь.

— Ну что ты говоришь, Ольда?! Вот, девочка моя, пей горячий, ароматный…

— Меня утешаешь, но сам не веришь в это…

— Ты просто не проснулась еще. Пей кофе… — и поцеловал ее плечо.

Она вздрогнула от поцелуя, будто он ее укусил.

— Что с тобою, Ольда?

— Ты меня не любишь.

Арлен как-то страдальчески, беспомощно улыбнулся:

— Какая ты смешная…

— Нет любви в твоих глазах. Когда приходит любовь — тогда все-все совсем не так…

— А как, Ольда?

— Не знаю… Но не так.

— Сегодня ты опоздаешь-таки на комбинат.

— Хватит. Еще вчера ты не казался мне таким нудным, как… как дождь. Лучше бы я пошла в кино. Микола Чук в главной роли.

— Сегодня ты опоздаешь…

— Я вообще не пойду сегодня на комбинат.

— Так позвони…

— Сами найдут замену. Любой биокибер сможет заменить…

— Прошу, позвони…

— Зануда ты, и я жалею, что пришла к тебе.

— Ольда…

— И все, что ты говорил про детей, такое же нудное, как и ты сам… Ничего у нас не будет.

— Выпей кофе.

— Не раскрывай меня. У тебя холодно.

— У меня холодно?

— У кого же, конечно, у тебя. А у меня всегда тепло.

У меня мама любит, когда в комнате тепло и никогда не выключает отопления… Укрой меня. Я не хочу кофе. И задерни шторы, не могу видеть, как хлещет этот проклятый дождь.

— Ольда, ты такая капризная. Такая…

— Какая? Я не нравлюсь тебе? А только что целовал, говорил, что любишь.

— Ольда…

— Я боюсь…

— Чего ты боишься?

— Я не знаю. Родить, пожалуй… Может, сдадим образцы клеток, ну генотипы… И пускай на комбинате…

— Тебе не хочется самой?..

— Тебе это все равно… А мне — страшно.