Жорж Блон - На суше и на море 1965

Вверх по Сан-Мануэлю, соблюдая прежний порядок, тоже плыли немало дней. Конечной цели не знал никто. Потом караван свернул в устье безымянной лесной речки. По ней плыли всего несколько дней. Затем начался пеший переход. По сравнению с ним нелегкое плавание на шлюпках показалось увеселительной прогулкой.

Фон Шерф слыл отличным моряком, но оказался никудышным руководителем сухопутной экспедиции. С прусской жестокостью соблюдая субординацию, он непомерно перегрузил матросов. С борта рейдера сошло на берег сто человек, а десять тонн поклажи несло всего семьдесят. Командир, офицеры, гауляйтер и его охрана шли вообще налегке. Унтер-офицеры несли только оружие и боеприпасы к нему; весь груз тащили матросы. Они переносили его по частям, многократно возвращаясь, поэтому отряд двигался удручающе медленно. Плохая вода, жара, болотные миазмы и непосильный труд в тропическом климате сказались быстро. В первые же дни начались потери в людях, но фон Шерф не желал ничего замечать. Положение спас гауляйтер.

— Так нельзя, — сказал он. — Вы погубите людей. А других взять негде. Надо пойти на жертвы и бросить часть вещей, иначе мы никуда не придем.

— Это приказ?

— Да, приказ!

Теперь пошли быстрее и до Синих гор добрались сравнительно благополучно, а вот тут и началось. Патрульные наткнулись на отряд индейцев и не успели опомниться, как их осыпали стрелами. Они ответили из автоматов, трех индейцев застрелили, а остальные скрылись. С тех пор они не рисковали нападать в открытую, но покоя не стало. Дайте сигарету!.. — он жадно затянулся и улыбнулся блаженной улыбкой. — До чего же здорово курить настоящую сигарету! Давно не куривал… Еще не надоело слушать?

— Что вы! Совсем напротив, очень интересно. Кстати, как ваше имя?

— Пауль! Унтер-офицер Пауль Грюнинг. А ваше?

Я заколебался. Нет, открывать все карты пока рискованно. Вон что им наговорили про нас! Подожду, посмотрю, а там видно будет.

— Меня зовут Андрэ.

— Ага! Француз, да?

— Опять не угадали. Ну неважно, потом. Продолжайте!

— Синие горы отсюда кажутся не слишком высокими и аккуратными. На самом деле там кручи не приведи бог, особенно с той стороны. Сколько мы ни пытались перевалить через них, ничего не получалось. Каждый раз натыкались на какую-нибудь непроходимую пропасть и спускались обратно вниз. А навстречу из кустов летели стрелы и дротики. Не проходило дня без жертв. Начался ропот, и неизвестно, чем бы кончилось, но группе Мельке удалось захватить в плен индейца, почти мальчика. Он не выдержал пыток и согласился провести нас через горы. Потом Мельке пристрелил мальчишку, и теперь никто не знал обратной дороги, кроме него и командира: карты были только у них двоих. А дальше!.. Да что дальше? Засели здесь и сидим. Добываем алмазы, работаем, как негры, и живем хуже собак. Превратились в дикарей, ютимся в хижинах, ходим голодранцами и разыгрываем из себя «белых индейцев». Матросы работают, а господа офицеры палец о палец не ударят.

— А я думал, что работают индейцы.

— Какие индейцы, где вы их видели?

— Здесь, в вашей деревне или лагере, не знаю, как сказать правильно, но видел индейцев. Женщин и детей, по виду чистокровных южноамериканских индейцев.

— Что касается женщин, то согласен: они действительно чистокровные индеанки. А вот насчет детишек? Хм!.. — он подмигнул. — Насчет детишек я бы не сказал. Есть, конечно, и мужчины, но всего двое. Прохвосты не приведи бог! Они бежали к нам, спасаясь от мести племени за какие-то пакости. Один числится жрецом Солнца, распевает вместе с женщинами и детьми по утрам. А второй — правая рука Мельке; если надо кого-то выследить или раздобыть свежих женщин, то без него не обходится.

— Значит, вы, попросту говоря, похищаете женщин у индейцев из-за гор?

— Совершенно справедливо.

— Как называется это племя?

— Максуби. Они пришлые, с берегов реки Гуапоре. Солнцепоклонники. Жилось им тут сносно, пока не появились мы. Да и нам «знакомство» тоже недешево обошлось. Пришло сюда восемьдесят два человека, а осталось всего пятьдесят шесть.

— А остальные?

— Умерли, убиты, погибли… казнены.

— Казнены! Но кем и за что?

Он пожал плечами.

— Командиром, Мельке и компанией. Кем же больше?

— А за что же?

— За разное. Неповиновение приказу, неявку к отбою, попытку к бегству.

— Попытки к бегству! Оказывается, и такие были.

— Да! Но настоящих всего две.

— Как это настоящих! Бегут разве в шутку?

— Видите ли, Андрэ. Здесь законы суровые, как на военном корабле. Мы обязаны приветствовать друг друга и господ офицеров вот так, — он вскинул руку в фашистском приветствии. Да, моя догадка оказалась правильной. Эти люди все еще жили в своем особом, остановившемся времени. — Ровно в полночь отбой. Патруль обходит хижины, и, если кого нет на месте, тот считается дезертиром, беглым. За это, смотря по обстоятельствам, смертная казнь либо беспощадная порка. Так лишилось жизни человек пять. А дважды бежали по-настоящему. Сперва двое. Они заплутались в Большом болоте, чуть не погибли и сами приплелись обратно. Шерф приговорил их к смерти, а Мельке придумал казнь. Он мастак по этой части. Ребят привязали к стволу пустотелого дерева [21] Пустотелое дерево — Palo santo, или священное дерево. , в котором живут красные муравьи. Они промучились почти сутки и кричали так, что слышно было, наверное, у Синих гор. Один такой муравей цапнет, и то не знаешь куда деваться. А тут миллионы. Представляете?! В другой раз ушло трое. Они не вернулись, и что с ними сталось, неизвестно. После этого отобрали оружие даже у нас, унтер-офицеров. Оставили только офицерам да еще эсэсовцам.

— Давно это было?

— Дайте припомнить… Лет пять назад.

— И с тех пор никто не пытался уйти?

— А куда бежать, да еще с голыми руками? Через горы! Там индейцы спуску не дадут. Дорогу через Большое болото никто не знает. Эта сторона даже и не патрулируется. Да и потом… — он замялся, искоса поглядев на меня.

— Ну-ну, говорите! — поощрил я.

— Боятся. Понимаете, боятся! Командир раз в неделю читает радиосводку. Только и слышишь: того расстреляли, этого гильотинировали, тех повесили по приговору Международного суда…

— И вы поверили, Пауль?

— Как вам сказать?.. Чаще верил.

— Какая дичь! Неужели вам не приходило в голову, что вас нагло обманывают?

— Приходило, и не раз.

— Ну и что же?

— А вы поставьте себя на мое место. И попробуйте разберитесь!.. — в его голосе прозвучало раздражение.

Я переменил тему.

— Неужто за все пятнадцать лет вы ни разу не слышали радио и не держали в руках газеты?

— Совершенно точно.

— А вам известно, что кое-кто из ваших читает газеты?

— Еще бы! Таких трое: гауляйтер, командир и Мельке. У них многое есть, что остальным только снится.