Жорж Блон - На суше и на море 1965

За эти годы Иван всякого повидал, удивить его было трудно. Однако ничего похожего до сих пор не встречал. Чутье опытного водителя подсказывало: будет битва. Устюрт не замедлил это подтвердить.

Первыми с грузом плетей двинулись тракторы: гусеницы надежнее колес. Но тихоходные тракторы не в состоянии были полностью обеспечить трассу, плетей не хватало. На подмогу им пошли автомашины. Пошли и застряли в пухляке — мелкой, как пудра, перевеянной пыли, толстым слоем покрывающей плато. Пухляк — вещь коварная: в пору дождей, хотя и скудных, он схватывается поверху коркой. Ступи после — провалишься.

Срочно сняли несколько тракторов с перевозки, поручили им тащить автомашины по пухляку.

— В два мотора — это, братцы, не работа, — сказал Иван, к тому времени произведенный в бригадиры. — Поищу-ка я другой маршрут.

Поехал. Было свежо, солнечно, тихо. Вдали, причиняя боль глазам, ослепительно белел солончак. Неожиданно — откуда он только взялся? — налетел ветер, свирепо стеганул по машине. С каждой минутой он крепчал, вздувая тучи вековечной устюртской пыли, заволакивая ею небо, закрывая солнце. Через четверть часа Иван буквально не взвидел света белого: мгла окутала все вокруг.

«Хм!.. Товарищ Устюрт показывает характер. Ну нет, шалишь, не на такого напал! Стоять меня не заставишь…»

Какое-то время Иван двигался в проливном песчаном дожде. Пыль потоками скатывалась по ветровому стеклу. Потом небо слегка прояснилось.

Больше полутора суток о нем не было ни слуху, ни духу. Наконец заявился: весь в пыли, только глаза и зубы видать, голодный и веселый. Сразу к техноруку:

— Есть маршрут! Вокруг соленого озера. Вдвое длиннее, зато машины пройдут. Снаряжайте колонну, поведу.

Потом помчался к себе в вагончик. Подбросил к потолку сына Сережку, перепачкал в пыли. Чмокнул жену:

— Лиза, корми скорее, есть хочу как волк. Через час уезжаю.

— Как «уезжаю»? А отдыхать?

— Некогда, старушка, отдыхать, некогда! Монтажники без трубы сидят…

По следу первой колонны пошла вторая, третья… Лиха беда начало, а там трасса пролегла по Устюрту, двинулись водители, прокладывая новые и новые дороги.

На этом самом Устюрте попал раз Иван в историю. Ох и история, будь она трижды неладна!..

Вез, как обычно, плети монтажникам. Недалеко уже оставалось… В утренней дымке неяркое светило солнце. Кружив одиноко орел. В стороне гигантским удавом чернела труба — там была трасса.

В одном месте, где горбились оседлавшие «удава» изолировочная и очистная машины, а рядом один за другим построились трубоукладчики, Иван увидел бригаду строителей. Только, похоже, не работали они, что-то у них там вроде бы стряслось: сгрудились, руками размахивают, да зло, резко. Трое или четверо, едва плетевоз приблизился, двинулись к дороге наперерез.

«Чего-то хлопцам распонадобилось… Ладно, сделаю остановку, ноги разомну. Заодно куревом разживусь: второпях выехал без запаса…»

Только вылез — строители к нему, хмурые, свирепые.

«Какой их бес так взбаламутил?»

— Сколько машин с тобой идет?

— Две.

— КРАЗы впереди есть?

— Есть один. А что?

— А то, что вор на том КРАЗе, бандюга, сволочь! Понятно?..

Иван опешил: «Ну и ну!» Сказал, сердясь:

— Вы что, белены объелись?

Да лучше бы молчал! Подошли еще парни — и ну орать, костить во все лопатки проехавшего тут «кразиста», крыть его на чем свет стоит.

— Ну что случилось-то? Объясните толком.

Хотя парни, давая выход чувствам, орали наперебой, Иван понял, что произошло. Произошло такое, дьявол побери!..

Час назад бригада прибыла на трассу. Приехали, разошлись по машинам, стали готовиться к работе. Вдруг машинист с очистной — будто его орел в темя клюнул — как завопит чуть не на весь Устюрт:

— О-о! Проклятье!.. Все форсунки повывертывали!..

Хлопцы всполошились, бросились к нему;

— Как так?! Кто вывернул?!

— А я почем знаю!.. Все до единой!

Подумали: может, подшутил кто-нибудь? Обшарили все кругом, оглядели — какое там!

Приуныли хлопцы: форсунки — штука дефицитная, в городке на складе ни одной лишней. А без очистной всей колонне стоять. Она первой по трубе движется, драит ее стальными щетками. За очистной остальные: обливают трубу расплавленным битумом, обматывают специальной бумагой.

Чудно! Вроде бы чужих на Устюрте нет, только свои, строители, да еще буровики кое-где, разведчики. А вот поди ж ты, увели форсунки!.. Чудно и обидно.

Разгадалась загадка, когда кто-то из парней обратил внимание на крупный, свежеотпечатанный в песке след автомашины. Ни у кого сомнений не было: сюда подходил КРАЗ. И совсем недавно.

Все стало ясно: моторы-то у очистной и у КРАЗа однотипные, те же детали… Эх, догнать бы того вора-беглеца! Да машина жаль в городок ушла, а городок не близко…

Тут Иван подъехал, парни зло на нем и сорвали, все, что на душе было, все выплеснули, все высказали… И что, мол, бандюга тот ему дружок небось, и что рвачей, кто о <���себе только думает, надо с трассы в шею гнать, и что подонки такие стройку позорят… А один из парней заключил:

— Счастье твое, что на ЗИЛе ездишь — не на КРАЗе. Раскурочили б мотор в два счета! Пусть бы потом на автобазе у вас в затылках поскребли…

В жизни Ивану так стыдно не было, хоть и не за себя, за другого. Тьфу, до чего скверное состояние!..

Парни Ивана глазами, как угольями, жгут. А он стоит, смотреть на них не может. Хотел было что-то возразить, дескать, вовсе он мне и не друг, недавно к нам явился. И нельзя так про всех шоферов думать. А паршивая овца, она в любое стадо затесаться может… Хотел сказать, да слова будто застряли в глотке. Повернулся, пошел к машине, вслед ему неслись обидные, бранные слова.

Поехал. А внутри все колотится.

«Ладно, шкура, я с тобой поговорю! По-нашему, по-шоферски. Займусь твоим воспитанием. Втолкую кое-какие истины, к примеру, что такое честь рабочая и как ее, эту штуку, держать надо… Я тебе растолкую!»

Несколькими часами позже, на разгрузке, Иван встретил того «героя». Бросил, едва себя сдерживая:

— Не торопись, ловкач! Вместе поедем; разговор есть.

Был у них разговор, на дороге, без свидетелей. Мужской разговор. А перед вечером, уже в сумерках, они подъехали к тому месту, где работали строители, стояли их машины. Впереди — КРАЗ, поодаль от него — Иванов ЗИЛ. Людей у машин не было. КРАЗ свернул к трубе, встал. Водитель вытащил завернутые в мешок форсунки, отнес к очистной и трусцой назад…

— Ты что какой невеселый? — спросила Лиза, когда Иван вернулся. — Устал?

— Угу, — только и ответил Иван, скинул спецовку, пошел мыться.

Никому ничего не стал рассказывать: «Начнутся разговоры, до начальства дойдет… Ник чему». Только дружку сердечному, Мишке Лабузову, как-то, к слову пришлось, попечалился: такая, брат, приключилась вещь. И долго не мог успокоиться: