Жорж Блон - На суше и на море 1965

— Мы были наготове, — ответила Буркова.

На круглом лице ее, усеянном мартовскими веснушками, не было и тени тревоги. Серые с легкой прозеленью глаза смотрели из-под падающих на лоб рыжих кудряшек спокойно. Что это? Уверенность знающего свои силы человека или же самонадеянность молодости?

— Действуй решительно, — напутствовал Буркову Самохин, — но не забывай и об осторожности.

Ему хотелось добавить, чтобы Клава не давала Люсе горячиться, но неловко было выделять дочь. Он с силой пожал маленькую крепкую ладонь девушки.

— Жду с удачей.

Трактор со спасательной группой тарахтел где-то на краю поселка, когда к управлению подошла запыхавшаяся Люся. В руках у нее были лыжи, за плечами рюкзак. Она оглядела пустое крыльцо, улицу и вбежала в приемную.

— Где Клава Буркова?

Анна Павловна вместо ответа показала рукой в сторону Кекура.

Лишь сейчас Люся поняла, что за выхлопы она слышала в стороне ведущего к горе проулка. Она привалилась плечом к стене. Глаза ее сузились, смотрели неприязненно.

— Ушли! Без меня…

— А кто знал? — растерянно спросила Анна Павловна.

Такого Люся в жизни не испытывала. Почему ушли без нее?

Отец бережет! Не хочет, чтобы дочь рисковала. Но с Клавой Бурковой пошли ребята менее подготовленные. А она, горнолыжница, опять осталась в поселке. К черту! Надо взять лопату и разгребать снег, таскать тяжести… Что угодно, только не безделье в такую пору.

— Ушли! — повторила Люся.

В голосе ее прозвучало столько горечи, что Анна Павловна не выдержала.

— Выручи меня. Подежурь у приемника, — попросила она. — Мне надо срочно заняться аварийным дневником.

Люся бросила в угол ненужный рюкзак. Вяло опустилась па стул. Приемник молча светил зеленым глазом с черным зрачком, словно сочувствовал ей.

Крестовников очнулся от боли в ноге. Сколько времени он пробыл под снегом? Что с ногой? Вывих или перелом?.. Вопросы беспокойно клубились в голове, теснили друг друга. Лишь одна мысль навязчиво возвращалась, глушила все остальное: «Вот это и зовут во всем мире Белой Смертью».

Тупая боль в ноге становилась все настойчивее. Струйки ее поднимались по голени и отступали. Желая принять более удобное положение, Крестовников шевельнулся. Боль рванулась вверх к колену.

Крестовников замер. Нет. Лучше не шевелиться. Он перенес тяжесть тела на здоровую ногу. Стало легче.

Снова кипуче заработала мысль. Где Шихов, Саня? Живы ли они? Целы ли? Перед взрывом Крестовников предупредил, чтобы они ослабили лыжные крепления, но не проверил, выполнили его наказ или нет. Особенно беспокоил Саня. Не растерялся ли паренек? Удар лавины всегда кажется внезапным. А где внезапность, там и растерянность.

Стараясь успокоить себя, Крестовников думал о тех, кто остался в поселке. Не получив радиоинформации, они, конечно, хватятся, пойдут искать. Только не просто это — искать засыпанных лавиной, не имея ни опыта, ни нужного снаряжения.

Стоять становилось все труднее. Тяжесть давила сверху, с боков, теснила дыхание.

Крестовников много читал о засыпанных лавинами в самых различных условиях и обстоятельствах. Но то, что испытывал сейчас он сам, совершенно не походило на прочитанное. Снег давил равномерно со всех сторон, словно все тело плотно забинтовали. Чтобы приподнять руку, приходилось преодолевать упругое сопротивление снега. Стоит ослабить усилие, и снова рука прижата к телу.

Оставаться неподвижным было больше невозможно. Хотелось что-то предпринять, хотя бы улучшить положение тела в сугробе.

Крестовников с усилием поднял руку. Осторожно опустил с лица кашне. От дыхания снег около головы подтаял, образовалась пустота. Велика ли она? Разглядеть невозможно. В сплошной тьме не было даже проблесков света. Основательно засыпало. Лавина обрушила снег не только со склона, но и с гребня. Накатившийся верхний вал и завалил скалу, под которой укрылся он со своими спутниками. Основная масса лавины сошла, наверное, западнее, чем он рассчитал. Если она перебралась через вмятину, тогда и поселку пришлось плохо, и засыпанным под скалой нечего рассчитывать на помощь.

Больше всего угнетала Крестовникова в эти минуты не мысль об опасности, возможной гибели, даже не боль в поврежденной ноге, а тишина, полная абсолютная тишина, какую нельзя представить себе в обычных условиях — в комнате, в лесу. Такая тишина возможна лишь в специально оборудованной лаборатории да разве еще… Не случайно о засыпанных лавиной принято говорить, что они попали в белую могилу. Почему в белую, когда кругом непроглядная плотная тьма? Говорят, глаза привыкают к темноте. Чепуха! Темнота утомляет в шахте, изматывает ночью в лесу, в поле. Здесь в мертвенном безмолвии она ощущалась как физическая тяжесть, сковывала тело, волю, доводила до состояния, близкого к полному оцепенению…

Крестовников вслушался: не подаст ли голоса кто-либо из его спутников, хотя и понимал, что кричать в снегу бессмысленно: звук гаснет в нем, как в вате. Но все же…

Оставаться дальше в бездеятельности Крестовников больше не мог. G усилием он вытянул руку вперед, потом в сторону. Пальцы нащупали шершавый камень. Скала!

Крестовников оперся на здоровую ногу. Слегка пошевеливая плечами, а затем и всем корпусом, он медленно вжимался телом в упругий снег. Потом с трудом переставил поврежденную ногу и снова, выставив вперед плечо, несколько продвинулся к скале.

Холодный камень становился все ближе, доступнее. Наконец-то удалось привалиться к нему спиной. Давление снега сверху уменьшилось. Свободнее стало и рукам. Очевидно, Крестовников находился под выступом скалы. Теперь можно было и отдохнуть. Хорошо бы вытереть пот с лица. Крестовников сделал неловкое движение. Резкая боль рванулась от лодыжки к колену…

Пришлось смириться с неподвижностью. Крестовников стоял, вслушиваясь в медленно затихающую боль. Незаметно пришло дремотное состояние, а за ним и ощущение полного безразличия.

Сколько времени пробыл Крестовников в таком состоянии? Снег вокруг него подтаял, отступил. Образовалось нечто вроде пещерки с неровными жесткими стенками. Крестовников в полусне нащупал выступ в камне. Сел. Боль в ноге затихла. Дремота незаметно перешла в сон.

В окутавшей Крестовникова плотной тишине послышался легкий скрип. Еще раз. Легкий сон развеялся. Появилась мысль, настороженная, четкая. Возможно, это, как говорят лавиноведы, «кричит снег»? И, словно отвечая замершему в напряженной позе Крестовникову, вдалеке послышался женский голос. Мигом исчезли остатки дремоты. Пропало и безразличие. Неужели он действительно слышал голос? Женский!..

И вдруг Крестовников дернулся всем телом в сторону. Его лица коснулась ледяная рука. Он явственно ощутил прикосновение четырех пальцев. Казалось, на щеке остались их холодные четкие следы.